Говорили, что именно в это время польские офицеры-кавалеристы атаковали немецкие танки с саблями наголо.
Перед польским павильоном — таким высоким и непреклонным, что было почти невозможно увидеть поверх него полуденное солнце — стояла статуя какого-то польского короля на коне, поднявшего два меча и скрестившего их в виде буквы Х, как бы запрещая вход.
— Владислав Ягайло>[9], — сказал Аксель, хотя в путеводителе этого имени не было. — Должен быть.
— Конечно, — сказал Сэм.
— Да. Он победил тевтонских рыцарей. Да. — И он коснулся мягкой соломенной шляпы, чтобы сдвинуть ее на затылок или отдать честь.
Сбившись из-за развилок с главной дороги, они пришли ко Двору Наций. По дороге Аксель постоянно останавливался, подбирал с земли мелкие предметы, изучал их и бросал в мусорные баки: помогает поддерживать чистоту, сказал Сэм Опал. Цветы были повсюду: полосы, ковры из цветов и цветочные шпили; такие, какими они всегда были, какими всегда будут.
— Я люблю гортензии, — сказала Опал, и нежно погладила круглый синий бутон, большой, как голова ребенка.
Эти гордые или стройные здания с их мускулистыми статуями и упорядоченными флагами, казалось, яростно спорят между собой за первенство для того, чтобы американцы полюбили их, если бы смогли услышать.
— «Еврейско-палестинский павильон, — прочитал немного вспотевший Аксель, неспособный перестать читать, хотя его никто не слушал. — Серия диорам, представляющая Святую Землю Вчера и Завтра. Различные изображения показывают работу еврейских поселенцев: осушение болот, ирригация пустыни, обработка земли. Ответ на неплодородие почвы — Евреи».
— Я бы не отказался от ленча, — сказал Сэм.
Идя куда глаза глядят, они подошли к чешскому павильону. Чехословакии уже не было, но павильон — плоское маленькое здание, похожее на новую клинику или начальную школу — не закрыли. Они обошли вокруг, но не стали входить внутрь, как будто не хотели потревожить чужое горе. Все помнили, как слушали радио, Красную и Голубую сети: немецкая армия входит в Прагу, далекий шум, похожий на морской прибой — моторы танков и грузовиков, или гул ликующей толпы, ведь были и те, кто ликовал.
— Куда они пойдут, что с ними будет? — спросила Винни, имея в виду брошенных чехов-рабочих.
— Поедут домой. Мне кажется, они могут.
— На их месте я бы не поехала, даже если бы могла.
«Выставка посвящена истории и культуре страны, — прочитал Аксель. — Цветная передвижная экспозиция иллюстрирует живописные достопримечательности в недавно изменившихся границах».
