Водочник просто падает, зачастую ломая кусты и приминая траву своим тяжким телом. Заявить бы на него «зеленым» в «Гринпис». Там ведь наши… Green pisss… Только чего зеленым писают, я не пойму. Траву жуют, что ли? Или, не дай бог, курят.
И вообще водка – опасный напиток. Думаю, генетически модифицированный еще во времена моей службы.
Иначе чего б жена спрашивала:
– Кто такой помощник? И матрос Бердыбаев? Почему ты хотел овладеть ими, а не мной? Причем бесповоротно и без вторых вариантов? Ты бисексуал? Признайся по-хорошему. Может, и пойму.
И что это были за слова, половину которых я в жизни не слышала?
– Дорогая, какие?
А она мне выдает:
– Пиона мать, Бердыбаев, в рот тебе ноги, чурка недоделанная, деревянная, сча как бабану валоповоротным устройством по ху… и яй.
– Ты как запомнила?
– Да ты их раз восемьдесят повторил. С интерпретациями, и чем дальше, тем хуже… И валоповоротное бедному мальчику уже засунуть хотел не скажу куда. А над помохой вообще надругался не знаю как…
– Помохой? Дорогая, откуда такое знание?
– От тебя! А где оно, ну, валоповоротное?
И ручкой ищет…
Ну что здесь скажешь?
Поэтому, выпив водки, я сплю отдельно. Чтоб жену за «помоху» не принять. И за Бердыбаева. Я ж не садист. Но кричу во сне. Матом. И службой.
На днях после бани вообще мистика снилась, прям по Булгакову. Мне поручено скомандовать начало. Ну голос-то есть еще. Воздуха в грудь!
– Ба-а-а-а-а-а-ал!
Чтоб дрогнули облака и небосвод содрогнулся! И искривился! И заиграли б в кривых зеркалах платья, шитье мундиров, аксельбанты, брильянты и ордена на шеях, блики света на обнаженных плечах и погонах…
Шелестят кринолины. Выпирают турнюры. Блики сотен свечей, разбивающих тьму. Легкая вонь горящего жира – хозяева бала сэкономили на воске. Музыка рвется вверх, бьется о стропила и отражается назад какафонией. Старичок-капельмейстер в длинном расшитом кафтане бьется в судорогах, вздергивая свой жезл. Оркестр наяривает произведение великого русского гомосексуалиста, по совместительству композитора, Чайковского… Стук каблуков. И роняемых на паркет лорнетов и табакерок черепашьей кости. Чихают бабушки, любительницы нюхнуть табачок… И перешептывания на балу. «Европеец, ети его Христа Бога мать! Свят-Свят! И ноги кривы. Дщерей не подпускать! Испоганит, похабец… Пойло басурманское пил… Тьфу!»
И указания перстом: вот, вот он, Антипод.
А я с гордо поднятой головой и блуждающим взором. Суча ногами в лосинах, с турнюром, но спереди…Трепетно позвякивая шпорами… На пределе… С застывшей улыбкой. Не забывая кланяться и улыбаться онемевшими и сведенными судорогой челюстями.
