— Товарищ майор, разрешите свежей водички набрать! — Евдокимов смотрел на реку, облизывая пересохшие губы. И все, кто сидел на броне, и сам он, комбат, чувствовали нарастание жара. Начинала дышать близкая накаленная солнцем равнина, нагревшаяся к полудню броня.
— Нерода, давай вот здесь вставай, за уступчиком! — приказал майор, останавливая БТР так, чтобы край скалы прикрывал корму. — Быстренько. Евдокимов, Светлов, бурдюк и фляжки!
Двое спрыгнули, прихватив пустой резиновый бурдюк и несколько фляг. Метнулись, осыпая щебень, под кручу, к реке, а башня с пулеметом плавно развернулась им вслед, беря под прицел прибрежные заросли. Щелкнули предохранители АКС, и он, комбат, перевел предохранитель на автоматическую стрельбу. Повернул автомат к блеску воды, к желтым цветам, к изумрудной вспорхнувшей птице.
Усмехнулся невесело: эта природа, неповторимая в своей красоте, отделена от него непрерывной тревогой, непрестанной, мешающей любоваться заботой. Своим и чужим оружием. Зрение, слух, обоняние чувствуют эту природу не так, как в мирных горах, где когда-то бродил с туристами. Та зубчатая вершина скалы, напоминающая рыбий плавник, — нет ли там пулемета? Синее чистое небо с белой удаленной горой — хорошо бы в этом небе появилась вертолетная пара, прошли над колонной «вертушки». Тот зеленый сад у дороги с оранжевым свечением плодов — уж лучше бы не было сада: там, за дувалом, в зарослях, удобная для гранатомета позиция. Розовая тропка на склоне, ведущая к зеленой лужайке, может ахнуть взрывом фугаса, бог с ней, с лужайкой.
Так и не успел полюбить эту природу. Эти горы, стучащие пулеметами. Эту реку в пролитой и горящей солярке. Ночные крики шакалов — сигналы душманских разведчиков. Когда-нибудь после, лет через десять, он снова сюда приедет, без автомата и бронежилета, тихонько посидит у реки, у кишлака, посмотрит, как гора на закате становится зеленой и синей.
Вернулись солдаты, повеселевшие, забрызганные, с мокрыми, умытыми лицами. Передали наверх скользкий черный бурдюк, отекавший капелью, и небулькающие, наполненные до краев фляги.
— Пейте, товарищ майор! — угощал его Евдокимов. Майор отвинтил крышку, прижал к губам флягу. Пил сладкую холодную воду Саланга. Вместе с водой пил высокий, поднебесный ледник.
На трассе впереди загудело. Снизу из-за уступа скалы вылетел маленький ободранный «джип» с открытым верхом, переполненный, с торчащими вверх автоматами. Затормозил у БТРа. Майор увидел, как из открытой дверцы, вынося вперед автомат, вышел председатель уездного комитета Надир. И майор обрадовался его широкому в оспинах лицу, крепким, стискивающим оружие рукам. Соскочил навстречу. Обнялись, касаясь щеками. Из «джипа» выходили люди в шароварах, накидках, сдержанно отвечали на поклоны, протягивали для рукопожатий смуглые руки.
