Только тогда стало понятно, что этот человек – некто Андре Гарсия, не имевший семьи, уволенный из армии по причине гомосексуализма и живший на государственное пособие, – пропал несколько месяцев назад.
Рекламные листовки и проспекты скопились в почтовом ящике. Электричество, воду, отопление отключили за неуплату. Холодильник превратился в склеп для гниющих продуктов.
В те времена журналисты охотились за историями, с помощью которых можно было показать, как политики выжимают деньги из граждан самыми нечестными средствами, пользуясь поддержкой закона и пособничеством бюрократии.
Так Андре Гарсия попал в газеты.
В статье рассказывалось, как был запущен механизм судебного преследования, причем никому, вплоть до визита судебного пристава, не пришло в голову постучать в дверь данного гражданина и осведомиться, какого черта он никак не решится сдвинуть проклятую машину на какие-то полметра. Газетчики поиздевались вволю, достаточно вспомнить заголовки: «Весь мир забыл о нем, только не муниципальные службы!» или «Мэр заявляет: Гарсия, верни наши денежки!».
На самом деле судьбой злополучного Андре никто особо не занимался. Он мог уехать из города или броситься в реку, но, если не было достаточно данных, заставляющих предположить, что человек явился жертвой преступления, он имел полное право и так и этак распорядиться своей судьбой. Одно можно поставить ему в заслугу: он пробудил общественное мнение. И поскольку публика любит повозмущаться, СМИ ринулись на поиски похожих случаев, когда муниципалитет, либо банки, либо налоговые службы продолжали недолжным образом присваивать деньги граждан, которые давно уже умерли и похоронены или находятся в глубокой коме из-за банальной закупорки сосудов.
Так нежданно-негаданно, чуть ли не в насмешку, всплыли еще шестеро. Четыре женщины, двое мужчин, в возрасте от восемнадцати до пятидесяти девяти лет, пропали на протяжении года.
«Неспящие».
Обычные люди, вроде официантки, которая каждое утро подает тебе завтрак в кафе, или парня с автосервиса, который раз в неделю моет твою машину, или парикмахера, который подстригает тебе волосы раз в месяц, рассуждал Бериш. Одинокие. Одиноких много, можно было бы возразить. Но их одиночество вело себя по-особому. Разрасталось, цеплялось усиками, как вьющееся растение. Мало-помалу оплетало с ног до головы, совершенно скрывая. Такие люди вращались среди других таких же людей, неся на себе зоофита, который не выпивал кровь, зато пожирал душу. Они не были невидимками, ты мог пообщаться с ними, перекинуться парой слов, улыбнуться, дожидаясь кофе, или счета, или сдачи. Ты их встречал постоянно, но тотчас же о них забывал. Они как будто переставали существовать, вплоть до следующего раза, а потом исчезали снова. Они были ничтожными, а это много хуже, чем быть невидимыми. Им не суждено было оставить след в чьей-либо жизни.
