Это поясняет святой Григорий Нисский, который учит, что "естество несозданное не допускает до себя движения, сопровождаемого превращением, преложением, изменением, все же осуществленное творением в сродстве с изменением, потому что и самая ипостась твари начата изменением, тем, что Божественной силой несуществующее преложено в существующее"[210].
После исступленной молитвы и восхищения ума человек возвращается на землю "мертвым" и переживает умирание во Христе.
Старец вспоминает случай, который произошел с одним инженером. Испытывая работу нового реактивного двигателя на авиационном заводе, он по неосторожности попал в поток воздуха двигателя. Воздушный поток подхватил его, оторвал от земли и понес к двигателю, но после выключения двигателя инженер упал на землю мертвым. Старец говорит, что нечто подобное случается и с человеком, кто вырывается нетварной благодатью Божией из этого мира. Он ""мертв" для страстных интересов и материальных стяжаний: он не будет искать никакой карьеры; он не слишком печалится, будучи отвергаем, не гордится хвалимый; он забывает о прошлом, не прилепляется к настоящему, не заботится о земном будущем. Новая жизнь, исполненная света, открылась ему и в нем; детские развлечения, занимающие огромное большинство людей, перестают интересовать его"[211].
Святой Симеон Новый Богослов повествует о восходе ума от ограниченного к беспредельному, от чувственного к сверхчувственному, когда происходит "забвение всего оставленного позади". Это состояние, которого он сподобился, святой Симеон называет безмолвием. "Именно это я называю поистине безмолвием и страной безмолвия"[212].
У святого Макария Египетского есть притча о человеке, который входит во дворец и видит там блеск, и красоту, и сокровища, и ест с царем, а потом удаляется оттуда, и попадает в "зловонные места", и чувствует разницу.
То же самое случается и с человеком, которому Бог показал Свои блага. "Дал ему вкусить иного века, иной сладчайшей пищи. Показал ему славу и царские неизреченные небесные красоты. И человек, сравнив уже оные духовные блага с благами века сего, если видит потом царя, властителей, мудрых, то все отвергает, имея в виду небесное сокровище, потому что Бог есть любовь, а он приял в себя небесный Божественный огнь Христов, и наслаждается, и радуется, и привязан к тому"[213], и его не волнует ничто человеческое и тварное. Старец после возвращения от такой молитвы "ощущал себя как бы до конца истощенным", и тогда, по-видимому, он "приближался к заповеданному смирению", смирению Христову, не сопоставимому ни с чем человеческим и тварным: "Смирение Бога — непостижимо… оно есть атрибут Божественной любви, отдающей себя вне всякой меры"
