Вскоре я увидел, что плотник начал свою работу. Остов той хижины, в которой мы теперь живем, окончен был еще до полудня, а затем все они направились к лодке, которая лежала на боку с пробитым дном. Они разобрали ее на части, вытащили все гвозди и перенесли ее на то место, где стоял остов будущего их жилища. Я видел, что твоя мать также переносила какую-то тяжесть, кажется, это были гвозди, вынутые из лодки. К вечеру одна из сторон хижины была готова. Тогда они развели огонь и приготовили себе ужин из птиц и яиц, собранных накануне.
Одно я совершенно упустил из виду, когда оставил своих товарищей, а именно — необходимость воды для питья. Теперь я заметил, что они завладели единственным источником, найденным до сих пор. К вечеру я уже начал сильно страдать от жажды и спустился в овраг, чтобы поискать, не найдется ли воды в этом направлении. Вскоре я набрел на другой источник, и это меня ободрило; я боялся, что недостаток воды заставит меня сдаться. Я нарезал несколько прутьев в кустарниках на дне оврага и на следующее утро устроил себе род шалаша, чтобы показать им, что и у меня есть крыша над головой. К ночи следующего дня хижина их была готова. Погода с каждым днем становилась жарче, и я находил очень утомительным лазать два или три раза в день в овраг за каждым глотком воды. Я решил перенести свое жилище на дно оврага.
Я знал, что могу собирать в носовой платок и шапку достаточное количество яиц, чтобы питаться в течение двух или трех дней; так я и сделал. Дня через два шалаш был окончен и оказался очень удобным. Я был вполне доволен и решил, что буду жить отшельником — все было лучше, чем подчинение твоему отцу.
Вскоре выяснилось, как умно поступили мои товарищи, выбрав начальником твоего отца. Они воображали, что птицы останутся на острове и будут служить им постоянным пропитанием. Твой отец, так долго проживший в Чили, был несравненно опытнее. Он знал, что через несколько недель птицы улетят, и указал своим товарищам на то, как необходимо запастись надолго провизией. Он знал, что можно сохранять мясо без соли, как это делают на материке, и научил их сушить птиц на солнце. Таким образом, пока я сидел на дне оврага, они заготовили и насушили птиц в большом количестве. Удочки из птичьих жил были тоже его изобретением; твоя мать сама связывала их. Благодаря твоему отцу, товарищи мои оказались вполне обеспеченными, когда птицы улетели. Я же остался не при чем.
На третий день после отлета птиц я так проголодался, что когда нашел мертвую птицу, то накинулся на нее и с удовольствием съел. Воображая, что товарищи мои находятся в таком же бедственном положении, я стал наблюдать за ними из-за утесов, но не заметил никаких признаков беспокойства. Мать твоя спокойно сидела на пороге хижины и разговаривала с твоим отцом и с капитаном. Двое или трое из их товарищей занимались ловлей рыбы. Я удивился, откуда они достали удочки, но вместе с тем решил, что они, вероятно, питаются исключительно рыбой. Мне это, однако, не помогало — я умирал с голода, а голод победит какую угодно человеческую гордость. На пятый день я подошел к утесу, где один из моряков удил рыбу и, поздоровавшись с ним, попросил чего-нибудь поесть.
