— Тимар, Искин, веревки. Узел-удавку вязать умеете?
Даже в темноте бледные, как рыбье брюхо, новобранцы замотали головой. Эйнар взял веревку, сноровисто завязал на ней пять палаческих петель. Не так, как настоящие палачи, конечно… И витков маловато, и вешать положено по одному…
— Чурбаки катите, — обратился к парням. — Живо, а то сами их за ноги держать будете.
В толпе сначала тихо, потом все громче завыли женщины. Пятеро, так и стоящие понуро, повалились на колени. Один, тот самый вдовий сын, которого Эйнару хотелось приложить совсем другим имечком, да при исполнении нельзя, тихо скулил.
Двое новобранцев, испуганные обещанием, быстро раздобыли в чьем-то дворе не чурбаки, но длинную скамью. Что ж, пойдет. Эйнар велел перенести ее под дерево, прямо под нижнюю ветку. Сам, вскочив на скамью, закрепил веревку, обвив ее и спустив петли вниз. Ветка выглядела вполне способной выдержать пять тел. Спрыгивая, Эйнар незаметно для всех передернулся — спина между лопатками зудела, словно в нее целились.
Махнув рукой, он велел вести осужденных к виселице. Трое пошли обреченно, еще двое забились в корчах, завопили, мешая ругательства с мольбами.
Эйнар кивнул старосте и, дождавшись, пока тот подбежит, сказал нарочито громко:
— За то, что знали и не сообщили, да за своих двух дураков — похоронишь и этих, и остальных. Там они, в распадке. Ну, если не похороните, как положено, на неупокойцев мне потом не жалуйтесь.
— Слушаюсь, господин капитан, — тоскливо подтвердил староста, понимая, что дешево отделался: комендант хотя бы не стал обвинять деревню в сообщничестве, а ведь добыча наверняка шла и сюда.
— Тварь! Гадина! — завопила некстати очнувшаяся вдова удивительно молодым голосом — отчаяние добавило ей сил. — Чтоб ты сдох! Чтоб тебя боги наказали! Чтоб тебе всю жизнь мои сынки снились! Чтоб ты сгнил изнутри!
Она кричала что-то еще, пока на шеи мародерам надевали петли. Потом двое солдат покрепче рывком выхватили из-под их ног скамью — и пятеро тел повисли в воздухе. Ни хрипа, ни стонов. Эйнар вязал петли неказисто, но умело: несколько негромких хрустов от мгновенно сломавшихся шей слились в один. Только резко и гнусно запахло из-под тел — смерть от повешения красивой и чистой не назовешь. Кого-то из новобранцев вывернуло, но желудок был пуст, и парень только издал несколько кашляющих всхлипов.
— Смотри, капитан! — крикнул мужской голос из темноты за толпой. — Ходи да оглядывайся! На всякого волка стрела найдется!
