Голос Деда обрел свою обычную силу и характерность. Именно таким его знали в экспедициях, где не верили, что он вообще способен смеяться и как все может быть самым обыкновенным человеком, со всеми людскими слабостями, любить охоту, влюбляться, воспитывать детей, оплакивать смерть близких.
Иван Тихонович не спешил с ответом.
Дед продолжал:
— Пораскинь мои циферки по самолетам. Негабаритные грузы отдай вертолетчикам. Подсчитай, сколько потребуется всего бортов. Я должен точно знать. Доложу обкому партии. А потом составлю записку с точным расчетом в Совет Министров.
— Хорошо, я возьму листочки с собой. Посажу за расчет штурманов. Благо их у меня в управлении много.
— Только не подведи.
— Юрий Георгиевич, побойтесь бога. Когда я обманывал или подводил?
— Забыл, Иван, сейчас месяц Большого обмана? Сам познакомил с ненецким календарем.
— Месяц Большого обмана! Точнее не назвать. Небо в облаках, ни одной звезды. Две недели уже не летают на мыс Каменный и в Таз. Ненцы не ездят друг к другу пить чай. Без звезд легко сбиться с дороги.
— Иван, а из оленеводов вышли бы классные штурманы. Ты об этом никогда не думал?
— О чем только не передумаешь в течение месяца, а больше всего об ответственности, которую несешь. Нет полетов — виноват начальник управления. Снег заваливает аэродромы — отвечает начальник управления. Полет в Харасавэй высшей сложности. Каждого летчика не пошлешь. Надо подбирать лучших. Задали вы мне задачу, Юрий Георгиевич. Понимаю, исключительно из большой любви ко мне, но один я навряд ли справлюсь. Придется просить помощи у министра. Придут транспортные самолеты, вертолеты, и завертится карусель: надо размещать людей; обеспечивать жильем, устраивать ребят в школы и детские сады.
— Задачка!
— Задачка трудная, но выполнимая, — весело ответил Дед. — И совсем не фантазия.-А на охоту, может быть, все-таки и соберемся. Пороша в самом деле славная!
Выходя из кабинета начальника управления Иван Тихонович в приемной встретил бурового мастера Кожевникова. С ним его связывала давнишняя дружба. Началась она еще в госпитале в Германии, второй раз встретились они на Мегионе. Ярким воспоминанием предстала картина тех дней. Особенно момент, когда ударила первая нефть. Мастер умылся нефтью, а потом плеснул и в его, Очередько, подставленные ладони черную пахучую жидкость. Иван Тихонович не удержался и натер себе щеки нефтью. Незабываемы дни первых успехов, гремящей музыки оркестров, митингов, красных знамен и плакатов.
