Жаль его стало Копью. С вдохновением или нет, упрямый или нет, впрямь чует или сам себя перепугал — но ребёнок.
— Мороз это трещит, — сказал Копьё. — Сполохи разыгрались. Бояться — последнее дело, и зверь, и нежить страх чуют, сами храбрости набираются, напасть норовят. Не умеешь — не пой, но и не трусь, сердце в кулак сожми, виду не подавай, что страшно тебе. А бубен после сделаю я.
А олени уж у самого тордоха — слышно, как постромки о сухие кости трутся. Остановилась упряжка — и вскочил Искра. Заслонил собой и костёр, и Копьё.
Не нравился ему Копьё — но никакой защиты у охотника против злой погани нет.
А входную завесу иссохшие пальцы отодвинули. И Копьё сказал:
— Ты глянь: ветер завесу колышет. Надо поправить.
Тут-то Искра и понял: не за ним злая нежить пришла — за Копьём. Подойдёт охотник ближе — тут его погань и удушит.
Зачерпнул Искра из очага огня пригоршней, как воды:
— Ты, чужой, убирайся к себе в Нижний мир, пока я тебя не сжёг, пепел по ветру не пустил! Мой отец — огонь, мой дед — шаман, а я из твоего ребра колотушку для бубна сделаю!
На один малый миг увидел Искра голову: не голова — сухой мох на старом черепе вырос, вместо глаз — пустые дыры, холодный огонь в них горит. Тогда и понял Искра, что прав Копьё: стоит хоть на волос назад отшатнуться — конец тебе придёт: учует злая нежить слабину — и сожрёт. И пересилив ледяной страх, сделал шаг вперёд — как против ветра.
Тут же и пропало всё. И услыхал Искра, как чужая тварь дохлых оленей своих погоняет.
Обернулся он к Копью — а Копьё за очагом сидит, за грудь держится рукой.
— Однако, — тихо сказал, — как же душно стало мне. Будто аркан вокруг шеи захлестнулся — а сейчас отпустили его.
Подошёл к нему Искра, стряхнул с ладоней остывающую золу:
— Я думал, за мной он приходил — а он тебя хотел с собой увести. Не придёт больше.
Сел рядом — и ткнулся лбом Копью в плечо. Сказал тихо:
— Хочешь — я останусь. Глупый я, учиться надо мне… а ты учишь важным вещам. Только бубен мне сделай.
Окатило Копьё жаром с головы до ног — то ли от силы шаманской, что от Искры исходила, как пламя от костра, то ли от стыда. Сказал он — тоже негромко:
— Останешься или уедешь — завтра решим. А бубен — непременно сделаю тебе.
Флягу открыл — и водки плеснул огню. А Искра мизинец себе прокусил и капнул крови — и огонь взял кровь, как водку.
Тогда Копьё и понял всё окончательно.
* * *
На другой день Копьё бубен делал. Обруч из тальника гнул, оленью шкуру грел и резал. Искра маленький — а бубен большой: не игрушка, а живой шаманский голос, такой, чтоб во всех трёх мирах было слышно его. Потому что Искра вырастет, и душа его в бубен прорастёт. Потому что лишь один бубен полагается шаману в Срединном мире — именно в этот бубен душа Искры перетечёт, одухотворит.
