О х л о п и н (выпроваживая Валентину, в тон Непоклонову). Прощевайте, прощевайте, Борисовна.
В а л е н т и н а (желая что-то сказать Непоклонову, долго смотрит ему в спину, затем резко поворачивается, Охлопину). Дочери вашей Анне передайте, что медвежонок тоже способен убить человека. (Еще раз оглянувшись на Непоклонова, уходит.)
О х л о п и н (прикрыв дверь). Видишь, лютует. Язва, она и есть язва. Такого мужика кинула. Он теперь в лауреатах ходит. И начальствует над всей округой. Чего ей не хватает?
Н е п о к л о н о в (зло). Шпагоглотателя.
О х л о п и н (принимая фужер). И то верно.
Чокнулись.
За продолжателя рода. (Выпил, оглянулся на дверь мастерской.) Все сидит, горемыка?
Н е п о к л о н о в (тоже посмотрев на дверь, со вздохом). Сидит. Выстроил в ряд ее работы и разглядывает. Глаза вроде сухие, а плечи дергаются.
О х л о п и н (озабоченно). Сухая икота — плохая примета. Душу надобно мало-мало отогреть. (Кричит.) Эй, Егор Александрович! Подь сюда! Опрокинь с нами рюмахоньку за жизнь многоликую.
Н е п о к л о н о в (перебирая на столе пустые бутылки). Принеси-ка еще чего-нибудь. И кликни Засухина. У него душа тоже, наверно, одеревенела. Отогревать, так отогревать всех разом.
О х л о п и н. Я мигом спроворю. (Идет к двери.) А ты пока Александрыча спускай на грешную землю. (Уходит.)
Непоклонов молча прохаживается по комнате. Затем подходит к портрету, вглядывается в него. Из мастерской выходит бледный, заметно осунувшийся С а в и н с к и й. Медленно спускаясь по лестнице, он прислушивается к едва уловимым звукам скрипки. По мере того как на сцене гаснет свет, звуки скрипки усиливаются, достигая апогея уже в полной темноте.
Музыка внезапно обрывается. Когда вспыхивает свет, мы видим на авансцене усталых, удрученных, сидящих в разных позах вокруг журнального столика: З а с у х и н а, Ч и р в у, С а в и н с к о г о, О х л о п и н а. Портрет Стеллы отодвинут в глубину сцены, она как бы издали вглядывается в каждого из них. Между портретом и сидящими в креслах друзьями нервно прохаживается Н е п о к л о н о в. Он заканчивает, видимо, очень длинную тираду.
Н е п о к л о н о в (Савинскому). Ты думаешь, мне давалось все само собой? Ерунда! В каждое открытие я вкладывал душу, сердце, мозг! Приобретая, я всегда терял. О приобретениях знали многие. О потерях — только самые близкие. (Взглянув на портрет, устало.) Так случилось и на этот раз. Воскресив честное имя отца, старателя… я потерял любовь. Потерял то, во имя чего вершил свое правое дело. Есть сын. Есть прииск с ее именем. Но нет матери, жены, друга. Души нет. Пустота. За что же я так жестоко наказан? Ты ходил по моим следам. Ты знаешь обо мне почти все. Вот и дай мне ответ: за что?
