— Неужели армия начала обстреливать Брайтвуд из орудий?
— Вполне возможно, — отозвался Нейдельман. — От президента упорно добивались подобного разрешения, когда я виделся с ним сегодня днем. Наверное, взять этих негодяев измором не удалось. Как ваши дела?
— Вы о Мэри Андерсон?
— Не только. Я решил, что нам понадобятся двое вирусологов, поэтому выбрал Педлара и Зелински.
— Что?! — ахнул Честертон. — Да если в Европе узнают, что у нас находится бывший врач из Треблинки, скрывающийся где-то в Парагвае да еще к тому же работающий на нас, его выдачи потребуют в тот же день…
— Вот именно. Поэтому-то он и будет работать не только за совесть, но и за страх!
— Но Педлар!
— Ну и что? Подумаешь, один — два укола героина в месяц.
— Один — два укола?! Да он принимает по десятой грамма ежедневно, с тех пор как побывал с нашими химическими войсками во Вьетнаме!
— Но специалист ведь он непревзойденный.
— Я отказываюсь вас понимать. Мы отводим Кантрелла потому, что он алкоголик, а берем отпетого наркомана и бывшего нацистского преступника. Значит, все, что я делал в течение последних десяти дней, абсолютно никому не нужно!
— Педлар и Зелински — особое дело, и я беру их под личную ответственность. А что с Андерсон?
— В таком случае ничего. Если она нужна вам, пожалуйста, берите! — Честертон все еще был обижен на Нейдельмана за то, что тот принял решение, не посчитавшись с ним. — У меня есть возражения, но вы можете не обращать на них внимания.
— Что вы имеете против нее?
— Она все еще остается загадкой. Сеанс наркогипноза не удалось провести. Особенность этой молодой женщины в том, что она слишком ориентирована на свою работу и ставит перед собой крайне труднодостижимые цели, а это подсознательное подавление существующих у нее агрессивных сил.
— Ну это не так уж плохо.
— С одной стороны. Но это палка о двух концах. Пока ей все удается потому, что она не щадит себя для достижения поставленной цели. А если цель не будет достигнута? Вот тогда, по моему мнению, может наступить разочарование настолько сильное, что вызовет огромную психическую депрессию, которая, прежде чем обернуться внутрь, так сказать, нанесет огромный ущерб всему тому, что находится вокруг нее.
— Это окончательный диагноз?
— Еще нет, и я приду к окончательному выводу только после того, как закончу ее исследование.
— Она хочет получить эту работу?
— Очень.
— Это решает дело. Дадим ей попробовать.
Честертон хотел возразить, что проект «Последний козырь» отнюдь не относится к разряду работ, на которых можно пробовать человека, а потом отказаться от него, но Нейдельман уже повесил трубку. Психолог недоуменно пожал плечами, погасил лампу и вышел из кабинета, включив сигнальную систему.
