На самом деле моя шлюпка не исчезла в ту ночь, когда я спалила дом дотла.
Это было в ту ночь, когда мне стало известно об исчезновении шлюпки, что совсем не одно и то же.
Вполне возможно, что шлюпка пропала несколькими днями ранее, поскольку тогда я еще не привыкла приглядывать за ней, как сейчас.
Я не стану утруждаться и снова объяснять, как язык допускает такого рода неточности.
Помню, однажды утром я так же была убеждена, что все семнадцать моих часов исчезли.
Получилось так, что я проснулась в машине рядом с Пон-Нёф в Париже и поняла, что не слышала будильников.
Почему меня разбудило солнце, светящее сквозь лобовое стекло, а не мои семнадцать одновременно звенящих будильников, удивилась я?
Прошло несколько мгновений, прежде чем я вспомнила, что избавилась от часов на совсем другом мосту, чуть раньше, кажется в Бетлехеме, штат Пенсильвания.
Хотя мне представляется интересным, что я почти всегда могу различить периоды, когда я была безумна, и периоды, когда не была, если до этого доходит.
Например, когда я читала некоторые книги вслух, скажем Эсхила и Еврипида в Лувре, что всегда было главным признаком.
Кстати, Лувр находится практически прямо рядом с Пон-Нёф.
Обратное утверждение столь же верно, разумеется.
В любом случае, нет никаких сомнений, что я еще не жила в Лувре тем утром, когда проснулась в машине практически прямо рядом с ним.
Естественно, у меня не было бы никаких причин спать в машине, если бы я уже начала жечь артефакты и картинные рамы в самом музее, что я, безусловно, в конечном итоге стала делать.
Взять, к примеру, раму от «Джоконды» Леонардо, старый лак которой придавал дыму терпкий аромат.
Хотя солнце вообще-то будило меня в автомобилях гораздо чаще, чем тот один раз, честно говоря.
А еще я нередко наблюдала из машин, как садится солнце.
Последнее было особенно актуально в России, конечно же, где я продолжала ехать на запад день за днем.
Почти каждую книгу о древней Трое я читала вслух, если подумать.
Почему-то мне всегда нравилась та часть, где Одиссей притворился сумасшедшим, чтобы его не заставили идти воевать.
Как он притворялся, так это распахивал землю и сеял в нее соль.
Кто-то, однако, очень хитроумно посадил маленького сына Одиссея в одну из борозд, и он, естественно, не стал проходить плугом по своему маленькому сыну.
Тьеполо написал эту картину, если не ошибаюсь. «Безумие Уаисса» — так он ее назвал.
На самом деле я совершенно уверена, что эта картина находится в том же музее, что и «Похищение Елены», хотя и не могу вспомнить, в каком именно.
