Разговор с Ниной Дмитриевной состоялся спустя время. Произошло это как-то само собой, спонтанно. Речь шла о тех обстоятельствах, которые привели ребенка в гинекологическое кресло. Тома пришла на очередное дежурство, они пили чай, как обычно. Нина Дмитриевна всегда вела себя с ней как друг. Она никогда не поучала, не читала нотаций, не воспитывала. Она знала о девочке то, о чем не ведали ее учителя и даже мама. И при ней Нина Дмитриевна курила.
Эти взрослые… их всегда и все шокирует, на все находится свой взгляд, порой такой странный и непонятный. Они мыслят совершенно иначе, у них какой-то свой ход мысли, совершенно не логичный и не предсказуемый. Никогда не угадаешь, что вызовет взрыв недовольства и упреки. Иногда это самые обычные и невинные вещи, которые замысловатым образом ими переиначиваются и возводятся в статус ужасного проступка. Еще с самого начала, во время своих самых первых визитов, Тома предприняла несколько попыток объяснить, оправдаться, но ее остановили. Ее принимали такой, какая она есть. Ничего плохого Нина Дмитриевна о ней не думала, она сама это сказала. Тома ей верила. Нина Дмитриевна была другой. Она говорила и вела себя не так, как другие взрослые. Ее-то мало чем можно было напугать или удивить. Любую информацию она воспринимала спокойно. Говорить с ней можно было о чем угодно.
Несмотря на это, темы интимного характера для Томы были исключены. Она не могла говорить о таком! Она была влюблена в Нину Дмитриевну. От одного ее взгляда по всему телу девочки пробегала дрожь. Тома и думать-то о таких вещах боялась, не то что говорить! Все было слишком сложно и запутанно. Легче было вообще не думать, выкинуть из головы. Но эти мысли то и дело заползали обратно в сознание и никак не хотели из него убираться. Разговор состоялся, его Нина Дмитриевна начала сама. Она не только не осуждала Тому, но и сумела все очень просто объяснить, помогла многое понять.
Беседа с подростком проходила, как и все другие, невзначай, тонко. Говорила Нина Дмитриевна, как обычно, в своей манере, понятно, была деликатна и старалась избегать терминологии. Если все же попадались незнакомые слова, объясняла, давала определение. Тома слушала внимательно, с интересом.
До этого разговора девчонка была несмышленым ребенком, у которого от словосочетания «половой акт» на лице проступал румянец. Что она вообще знала? Только то, что подцепила какую-то заразу, знала ее название. Больше ничего. Ни где, ни когда, ни каким образом, ни кто именно наградил ее этой напастью, она не ведала. Держалось это строго в секрете. Для одноклассников и для ребят со двора в связи с долгим отсутствием была разработана дежурная версия — грипп. Истинное положение дел скрывалось даже от Гали. А обладатель инфекции спокойно мог распространять ее дальше.
