Спиллер, как она успела заметить, уже поднялся по отвесному берегу и скрылся из виду.
– Вам со Спиллером удалось поспать, Под? – спросила Хомили, спустив одну ногу с борта.
– Да, мы выспались. – Под протянул руки, и когда жена нагнулась вперёд, подхватил её под мышки. – Улеглись ещё до полуночи. Ты разве не слышала бой часов? Вот так… отпускай руки! Молодец!
– Ой! – воскликнула Хомили, оказавшись на гальке. – Вода холодная!
– А ты чего ожидала в это время года?
Арриэтта сама соскользнула вниз с башмаками и чулками в руках: ей не терпелось подняться наверх по лестнице из корней. У Хомили энтузиазма было явно меньше.
– Теперь вы обе поднимайтесь наверх! – сказал Под, отвязывая крышку от мыльницы. – В этом нет ничего сложного, Хомили. У тебя всё получится, так что не беспокойся…
– Я ни слова не сказала, – холодно отозвалась Хомили и с отвращением посмотрела на маленький утёс. – Ты можешь взять мои башмаки, Под?
– Да, давай их сюда! – Он почти выхватил у жены ботинки и запихнул в привязанные к мыльнице постельные принадлежности. – А теперь лезьте наверх!
Арриэтта, уже карабкавшаяся по корням, протянула матери руку.
– Это совсем не сложно! Давай руку: я тебе помогу…
Хомили вяло начала подниматься по спутанным корням, пытаясь сохранить достоинство, если это вообще возможно. Но сегодня у Хомили это получилось. Она лезла вверх спокойно, ровно, без страха. Под, следивший за ней взглядом, с концами натянутых швартовов в руках, удивлённо улыбнулся, преисполнившись мрачной гордости. Никто на свете не сравнится с его Хомили, если она за что-то взялась!
Выбравшись наверх, Арриэтта оглянулась по сторонам в поисках Спиллера, но не увидела. В этом не было ничего необычного: она помнила. что он умел слиться с любым пейзажем; главное для него было оказаться на свежем воздухе. Потом Арриэтта посмотрела на огромную лужайку, не подстриженную до гладкости бархата, как это бывало когда-то, а грубо скошенную косой. Она знала, что такое коса: Под изготовил себе косу из бритвенного лезвия. Знакомы ей были и косилки: такая имелась в Фэрбанксе. Её внимание привлекло совсем другое, отчего сердце учащённо забилось: длинный низкий дом с остроконечной крышей, отражавшей свет утреннего солнца. Фасад здания казался расплывчатым и лишённым окон – должно быть, оттого, что его укрыли вьющиеся растения (об этом говорил отец), совсем одичавшие без стрижки. Старый дом приходского священника обещал столько путешествий, столько укромных уголков, столько свободы!
