Несмотря на объявленный русско-немецкий пакт, британское правительство проигнорировало расчеты военных и пошло на объявление войны, подтолкнув к тому же и Францию. Но вторжение в Польшу по приказу Гитлера уже шло полным ходом. В течение некоторого времени Браухич и Гальдер полностью посвятили себя кампании и постарались развеять сомнения, погрузившись в свои профессиональные обязанности.
План вторжения был разработан ими, и кампания развивалась успешно. Командирам на местах была предоставлена определенная свобода, и они показали, что не зря, демонстрируя инициативу и гибкость в лучших традициях прошлого. Основную роль выполняла группа армий «Юг» под командованием Рундштедта, который после прорыва польского фронта послал мобильную 10-ю армию Рейхенау, имевшую в своем составе механизированные дивизии, в обход на север к Варшаве, чтобы отрезать тылы основным польским армиям в центре. Этот удар, решивший исход дела, тем более знаменателен, что ОКХ приказало 10-й армии наступать вперед за Вислу, поскольку предполагалось, что поляки уже отступают на юго-восток. Но Рундштедт и его начальник штаба Манштейн сочли, что основная группа польских армий находится еще к западу от Варшавы и потому ее можно завлечь в ловушку по эту сторону Вислы. В данном случае командиру на месте было дозволено действовать по своему усмотрению, и результат оправдал себя. Но когда в подобной ситуации в ходе следующей кампании Гитлер настоял на собственном решении, за это пришлось дорого заплатить.
Победа над Польшей опьянила Гитлера. Вместе с тем он испытывал некоторый страх по поводу того, что может случиться на Востоке, если не обеспечить мира на Западе. Страх и опьянение, взаимодействуя между собой, подтолкнули его к еще более активным и безрассудным действиям.
Что касается Браухича и Гальдера, то победа в Польше не произвела на них подобного эффекта. Как только улеглась пыль сражений, они еще яснее разглядели всю неловкость сложившейся ситуации и опасность увязнуть в ней еще глубже. После кампании они еще более решительно, вплоть до замыслов восстания, выступали против идеи Гитлера, что наступление на Западе быстрее склонит союзников к миру. Но чтобы восстановить благоприятные условия для мира, требовалось нечто большее, чем просто несколько месяцев бездействия; зимой угрозы союзников «развязать войну», публично высказываемые Уинстоном Черчиллем в его радиообращениях, только распаляли естественную склонность фюрера играть на опережение. Все неуклонно шло к войне.
