— Уверен, что жить на земле невыносимо. Но больше жить негде? — Фил чуть ли не разрезает мне переносицу массивными очками. Сводный брат Энджи всегда любил ставить меня в тупик (и не только своей парадной!). Но сегодня не смог.
— Ну так тормозни шарик, я выйду, — протягиваю ему трясущуюся вялую кисть. — Сестренка дома?
— Давно хотел тебя спросить…
— Хотел — спроси, но только похмели.
— Похмелю, спрошу, отвечу… — Фил отчеканил этот «мир, труд, май» («veni, vidi, vici», «citius, altius, fortius») на автомате, как будто опохмелять меня вошло в привычку. Он сам не пил и меня пьяного не переваривал. Женщины, священники и евреи обычно не напиваются, так как они слабы. А этот философ почему трезвенничает? Ладно, для полного здоровья не важно пить непрерывно, как утка, а важно выпить с утра. А это сейчас получится.
— Пойдем, любомудр, — мне сразу полегчало. Предвкушение, возможность, наличие — прекрасное лекарство.
— Я не философ, а математик, — он поправил окуляры. — Философия — лишь физкультура для ума, математика — вот спорт. А здесь я перворазрядник.
«Ты — нервозарядник», — хотел я парировать, но благоразумно промолчал. В конце концов, пусть утро и было варфоломеевским, вечер предвкушал быть вальпургиевым. Пусть мелет — только безумцы воспринимают себя всерьез. Да и истинный талант вызывает восторг, прежде всего, у своего обладателя. А я сегодня — дерьмоустойчивый и доброзависимый.
— Философия — это маловразумительные ответы на неразрешимые вопросы, — Фила начинает нести. — Логика оттолкнула от меня мир. Куда идем?
Насколько, интересно, можно будет раскрутить этого очкарика? Ладно, поведу его на природу — пару пузырей водки (один — потом с собой), запивки и пирожков. И тут же озвучил сей набор. На удивление, он мгновенно согласился. И хотя добровольного идиотизма я не понимаю, именно сейчас он мне был необходим.
— Так вот, я хотел тебя спросить…, — по пути в магазин он взял меня за куртку. Но я уже чувствовал себя хозяином.
— Накачу стакан — спросишь, — я был уже в норме. Забавная скотина — человек. Весёлая скотина.
Мы затарились и выбрали местечко поукромнее.
— Слушай, а почему ты не пьешь? — более удобного времени задать этот вопрос Филу не представится.
— Понимаешь, дружок, я пью не больше 100 граммов, но, выпив их, становлюсь другим человеком, а этот другой пьет очень много, — он пустил солярного зайца прямо в мои зраки (блин, язык опять — в узел) и мерзко улыбнулся. — Но сегодня я с тобой выпью. У тех, кто избегает вина, вероятно, дурные мысли, и они боятся, как бы вино не вывело их наружу. Я не такой.
