— Извините, но у нас перерыв на обед. Заходите через час, — голос у библиотекаря был спокойный и довольно приятный, — недалеко столовая, я могу проводить Вас.
— Спасибо, но я совсем не хочу есть. Я понимаю, что вы не имеете права меня здесь оставлять, но я бы осмелилась вас об этом попросить. Я даже не сдвинусь с места.
— Я нарушу правила, — задумчиво произнес юноша, — но только ради Вас и только один раз. Да и к тому же, я вас здесь запру — это я обязан сделать. До скорой встречи.
Хлопнула дверь, повернулся ключ, — и Кэт осталась одна. Хотя, впрочем, она и так была одна — она даже и не видела бывших здесь посетителей. ГОЙЯ. Ах, вот как звали этого сумасброда — он начал ей нравиться. Подлинная красота совершенно неинтересна, тем более в этом она ничего не понимает. Заурядный врач-терапевт, не попытавшийся найти себе работу (у Корнеля были деньги — он сам просил ее не работать). Вот она — категория заброшенности (оказывается, и немцы бывают правы).
Корнель, сегодня уехал Корнель. Три года вместе — не так уж и много, волшебных три года. Интересно, был ли он у Шэна? Наверняка. Он всегда преклонялся перед ним. В молодости Шэн был гомосексуалистом. Корнель дружил с ним тогда. Было ли что-нибудь между ними? Как Корнель изменился! Он стал заносчивым и вроде даже поглупел. О, как он похож на семьдесят шестого. Она научилась ненавидеть его. This silly man imagines that since he hears a rod and a warder, he is higher then others. And ill threats his power to give trouble to people he deals with. Selcofident and assured… Кэт захлопнула альбом. Этот испанец предвидел ее. У Шэна, наверное, есть его картинки. Ага, вот и библиотекарь — он весьма симпатичен.
— Ну как, не соскучились? — он шел к ней через зал, в одной руке неся пакет, в другой — бутылку вина.
Он отрицательно махнула головой. Усталость, слабость — атрибуты неведомого ей по причине молодости похмелья. С Корнелем они напивались до смерти, а утром, как ни в чем не бывало, шли на утреннюю прогулку в парк или же вот сюда, в библиотеку. В музеи она не ходила, ей казалось диким останавливать действие, в своей доверчивости раскрывшееся перед очередным гением, а тем более искажать его, уродовать — Корнель не поддерживал ее в этом, но из-за их неразлучности тоже стал обходить тяжелые бронзовые двери изохранилищ. Глупая, ненужная солидарность. Весь мир такой ветхий, такой злой, такой отупевший, разучившийся чувствовать, любить ее, Кэт, которой не нужно сострадания, не нужно утешения — этого всего в ее жизни было вдоволь. Корнель, бездушная и бесформенная отрешенность, и тот использовал сострадание, как приманку, как орудие стабильности, весьма экономичное, не требующее каких-либо затрат — пожалел и совесть чиста. Мир должен уметь побеждать — нельзя же всегда быть таким размазней, пытающимся удовлетворить всех. Его неумение сделать это порождает в нем жестокость — тщетную и дилетантскую. Сильный мир — музейная редкость…
