Пока не подписан Приговор, он писал себя, приговоры себе, не стесняясь никого, не убивая даже в воображении. Его полупьяная фантазия в беспорядке, нелогично ложилась на чистые, накрахмаленные листы, как дорогая проститутка, и он насиловал ее с мастерством аристократов, пристраиваясь то к заключенному Маркизу, то к графу де Сенгал, то к псевдографу, воспитавшему Мальдорора. Он просто мог себе позволить жить, забывая о разуме, никому не показывая настоящей свободы, обнаглев до того, что иногда побеждал ответственность.
Ему просто казалось, что он был философом.
«Веware the JaЬЬеrwоск», — рояль сумасшедшего по кличке «Герцог» тревожил Шэна. «Тhе Frumous Bandersnatch». Шэн сидел и выстукивал ритм карандашом. Холодный логик Доджсон и старый, добрый Дюк, ребенок на небе и ребенок на цветах. Цветы на небе, небо на цветах. Ребенок на ребенке…
Можно к тебе, Шэнни? — в дверях торчала потная лысина Корнеля. — Или в столь поздний час твоя бренность находится на реверсе Луны?
Перестань ходить ко мне с голой задницей на голове и мешать слушать музыку, — Шэн выключил радио и развернулся в кресле. — Конечно, Нэл, я всегда рад тебя видеть. Кофе будешь?
Опять без сахара и из разбитого стакана? Фу, — толстяк поморщился и ловким движением загнал начинавшие сползать очки обратно на переносицу, — Знаю я тебя — накачаешь кофе, а потом всю ночь страдай от бессонницы и слушай твои пошлые рассуждения о женщинах. Лучше чаю — мне завтра рано утром надо быть на вокзале.
Встречаешь, провожаешь?
Уезжаю.
Надолго?
Навсегда.
А как же семья?
Шла бы ты домой, Пенелопа. Ты опять начинаешь лезть в мои личные дела. Я слишком люблю себя, чтобы еще всякие бездельники совали в меня свой нос. Уезжаю в деревню, стану зоофилом-отшельником. Мне все здесь обрыдло — реклама, кошки, пивные банки, непьющие студенты, дорогие проститутки, церкви, лужи, золотые зубы. Я продал квартиру и купил домик в самой глуши. Я уезжаю, Шэн.
Ты продал квартиру. А как же Кэт?
Пусть идет на панель. У меня есть парочка знакомых сутенеров. И, в конце концов — моя теща — тоже сводня не из последних.
Да ты с ума сошел! — Шэн встал и заходил по комнате, в рассеянности хватая предметы и тут же бросая их на место. — Ты дурак! Вот уж не думал, что когда-нибудь серьезно назову тебя дураком. Ты что, стал импотентом или ты — любовница Наполеона? Корнель бросает Кэт ради коров и цветочков, навозного запаха и потной деревенщины. Ты же боготворил ее, помнишь, в университете…
