Он оказался бы перед лицом гибели, ибо не смог бы засеять свои поля весной, если бы не смог уговорить выйти за него замуж женщину, унаследовавшую семена. Такое верование налагает крайне строгую дисциплину в отношении потакания собственному аппетиту и, подобно обычаю сохранения волка — последнего снопа — в амбаре на протяжении всей зимы, имеет большое практическое значение.
82 Когда дух зерна представлен пшеничной матерью, а не волком, в большей мере подчеркивается положительный, а не отрицательный аспект этого духа. Тем не менее, даже здесь присутствует отрицательное значение. Возможно, разница в позиции, представляемой контрастом между двумя символами, связана с возможностью выращивания достаточного урожая в данной местности. В плодородных районах человек склонен был представлять дух зерна матерью, тогда как в северных районах и на бесплодных почвах, где урожаи были под сомнением, — более подходящим символом выступал волк.
Там, где доминировал положительный аспект духа зерна, — сноп, олицетворяющий пшеничную мать, оберегался в период вегетации и почитался во время жатвы. Его одевали, как женщину, и хранили в амбаре всю зиму. Здесь мать зерна периодически церемонно навещали и спрашивали, хорошо ли она себя чувствует. Если казалось, что она ослабла, сноп сжигали, а на его место водружали новую пшеничную мать, так как обессилевшая мать не может разродиться крепким потомством.
Здесь мы видим переход от положительного аспекта духа зерна к отрицательному. Если мать зерна ослабевала, ее саму необходимо было сжечь, дабы она не принесла голод вместо изобилия. Таким образом, при определенных обстоятельствах дух зерна, похоже, становился пагубным для человека. В таком случае его следовало уничтожить или изгнать, то есть избавиться от угрозы голода. И человека, связавшего последний сноп, принимали за олицетворение этой потенциальной опасности и изгоняли из деревни, как козла отпущения. В некоторых случаях его действительно убивали. Древние мексиканцы во время сбора урожая регулярно убивали человека кукурузы, но не как козла отпущения, а в качестве жертвоприношения, а его тело съедалось в ритуальной трапезе, подобно тому, как съедали свинью в Элев-синских мистериях.
Постепенное развитие и совершенствование этого варварского обычая прослеживает Фрэзер. Поначалу обряд требовал реального убийства и поедания человека, считавшегося фактическим воплощением духа зерна. Позднее приносили в жертву и съедали зерновое животное; эту стадию иллюстрирует свинья Деметры и жатвенный боров. Затем последовало съедение хлеба из свежесжатой пшеницы, выпеченного в форме человеческого тела. И наконец появилась подлинная церемониальная трапеза.
