Николай Петрович, выпуская наружу все свои светлые эмоции, пожал Каролине руку, обнял её и, взглянув на портрет, продолжил:
— Браво! Приобрести тонкоматериальное имя — это большая заслуга перед Богом! Возможно, портрет, лежавший рядом с тобой всю ночь, помог тебе и в этом.
На глазах Каролины появились слёзы. Слёзы радости.
— Кстати, по «Розе Мира», Яросвет — хоть и имя условное, но его сущность является богосотворённой монадой, одним из великих демиургов человечества, народоводителем Российской метакультуры. Вот какая честь для Виктора! Главное теперь — не терять собранности, решимости и чистоты. И оправдывать, оправдывать возложенную на вас миссию…
«Монада», «демиург», «метакультура» — так много нового для Каролины. Но она не стала задавать Петровичу уточняющие вопросы, видя его задумчивость-сосредоточенность.
— Я начинаю догадываться, что твой сериал сновидений — это не только феномен, но и следствие какого-то очень важного процесса… Процесса в масштабах по крайней мере всей Земли… А если учитывать взаимосвязь всех материальностей и систем, то, в последствии, в масштабах и всего Мироздания.
Возникла небольшая пауза. Каждый погрузился в собственные ощущения, переваривая смысл сказанного… А вскоре они уже «спустились с небес на землю» и обсуждали третий вопрос: улицу Солнечную. Но вдруг Петрович отвлёкся и повторил:
— Яросвет и Светалина… А ведь в каждом из этих имён есть общая часть: «свет».
— Да, я тоже это заметила. Причём, вторая часть мужского имени переходит… то есть отражается, как в зеркале, в корень имени женского: один «свет» на двоих…
Земной свет прорезался в глазах Виктора (он проснулся позже Каролины). В памяти тут же стали прокручиваться события только что растаявшего сна…
«Светалина… Какое яркое, светлое имя!.. Это её настоящее имя?.. А меня Учитель называл Яросветом. Почему?.. Спасли мы того мужчину?.. Когда я взял его за вторую руку, мы взлетели ещё выше… Не помню, была ли Светалина со мною?.. А что было потом… Мужчины уже не было. А передо мною возникли… врата. Большие врата, блестящие на солнце… Но они не открылись для меня… Я даже ощутил что-то наподобие досады… Я стал опускаться — ниже и ниже. Предо мной кружились длиннокрылые белые птицы. Ещё ниже — птицы стали тёмно-серыми. Они издавали какие-то звуки. И я уловил часто повторяющееся слово: то ли Люан, то ли Люциан…»
Виктор закрыл глаза, словно догоняя прошедший сон. Сразу вставать не хотелось. По тишине, в которую оставалась погружённой квартира, было ясно, что Олег, спящий в другой комнате, тоже ещё не встал. Виктор задумался о предстоящем дне. Определённых планов не было… И тут он вспомнил о том, что в начале сна, находясь ещё на Острове, он держал в руках портрет. Её портрет. Его рисунок… В этом взаимном отражении слов и смыслов он ощутил, что портрет стал их общим достоянием и пока лишь единственным способом материализации образа Возлюбленной.
