Тени замерли на мгновение, уставившись на ведьму разноцветными глазами-огоньками, а потом с оглушительным писком и рычанием бросились на нее. Сжав рукоять серпа так, что побелели костяшки пальцев, Марго уверенно взмахнула оружием, разрезая нападающих налету.
Удивляясь своей уверенности и слаженности движений, Маргарита открыла книгу одной рукой. В глазах зарябило от странных символов, которыми были покрыты страницы.
«Мамочки! Ничего непонятно! Мне бы немного света!» – в панике подумала Маргарита. Один из символов начал светиться сильнее остальных.
«Заклинание? Но я же не знаю, как его читать!» – только и успела подумать ведьма, как над символом появилась транскрипция на русский язык.
Низкие гортанные звуки вырвались из горла Маргариты словно сами собой. Комнату пронзила яркая вспышка света, и тени с воем растаяли. Серп выпал из вмиг ослабевшей руки Маргариты, книга плавно опустилась на пол.
Кир чудом успел подхватить потерявшую сознание девушку. Поцокав языком, он уложил ее на постель. Попытался поднять книгу, но древний фолиант зашипел на него и уполз под кровать.
– Своенравные! Обе! Что ведьма, что ее книга! Да чтоб вас всех! – выругался телепат, утирая рукавом пот со лба.
Ритуал прошел совсем не так, как он рассчитывал. Опустившись на стул, Кир достал из полы мантии свечу и зажег. Живой огонь намного лучше прогоняет мрачные тени. Телепату отчаянно хотелось спать. Он был готов растянуться даже на полу, рядом со своенравной книгой, но нужно бодрствовать: он обещал защищать. А раз обещал, значит, будет.
Хвост восемнадцатый. Ритуал
Корабль прибыл в порт на рассвете. Вездесущие чайки, кричащие громче сонных портовых торговок, носились над пристанью. Иногда они осмеливались стащить у зазевавшихся рыбаков мелкую рыбешку, за которую тут же начиналась борьба в воздухе.
Филомена, покачиваясь, спускалась с трапа. Она чувствовала себя изможденной. Перед глазами все плыло. Девушка была готова проклясть всех и вся, но упорно продолжала идти вперед, таща на спине исхудавшего мужчину.
Болезнь постепенно брала свое. Беспамятство, в котором пребывал любимый, вызывало у Филомены отчаяние. Он таял на глазах, и даже постоянный уход не помогал. Лихорадка, начавшаяся в Афинах, прошла, Байон больше не покрывался дурно пахнущим липким потом, но и не открывал глаз.
Споткнувшись о незаметный выступ, Филомена упала на еще холодные камни. Чайки кричали в небе, словно смеясь над ней и предрекая неудачу. Люди шли мимо по своим делам. Филомена не злилась на них, прекрасно понимая, что никому нет дела до чужих проблем. Тем более, до проблем иностранки, больше похожей на нищую, чем на приличную леди.
