Нет. Он не может говорить об этом. Он не признается в том, что потом могут повернуть против него. И снова он почувствовал прилив гнева. Он злился на Рикса с его вопросами. На родных братьев, которые были там, у ворот, и не застрелили его на месте. На отца за его презрение к маленькой девочке, которая была для Гавара всем. Но больше всего – и как всегда – он злился на себя самого.
– С меня хватит на сегодня. – Он поставил стакан и неуверенно поднялся на ноги. – Больше никаких вопросов.
– Подожди. – Рикс схватил Гавара за руку, когда тот пытался пройти мимо его кресла. – Гавар, ты не должен жить в тени своего отца, послушно выполняя его приказы. Этот человек лишил счастья меня, тебя, теперь он ломает жизнь твоей дочери. Он и страну таким образом разрушит.
– Отпусти меня. – Гавар стряхнул руку Рикса. И уже рявкнул: – Мне нечего тебе сказать!
Слава богу, он знал дорогу из бара, как отлично знал, как не заблудиться в коридорах Кайнестона, потому что глаза ему застилали слезы.
Утром Гавар проснулся, чувствуя бодрость и свежесть в теле, но не в душе и проклиная отличный метаболизм Равных. Но когда раб принес завтрак, он так и оставил заказанную им «Кровавую Мэри» на подносе. Он хотел быть в боевой готовности к началу парламентского заседания и новому режиму, который отец утверждал в Британии.
В Дом Света Гавар явился в последний момент. Всю ночь Лия не выходила у него из головы, и ему совершенно не хотелось притащиться заранее и общаться с Боудой. Особенно сейчас, когда была назначена новая дата их свадьбы. И он не хотел видеть Мейлира Треско, если тому хватит сил выбраться из своего Хайвителя, не хотел видеть, в каком состоянии тот пребывает.
Пару минут спустя призывно взвыли трубы. Отец, может быть, и был временным канцлером, но он не собирался отказываться от атрибутов власти. Обычно в мае, на первой сессии нового парламентского года, проходило одобрение парламентом впервые представленных лордов и наследников. Отец сдвинул сроки вперед, обернув свой переворот в бархат и горностаевую мантию традиций.
Гавар отвел взгляд в сторону, когда была объявлена первая пара: его страстная ночная ученица, наследница Равенна, и ее отец лорд Тремантон. Коленопреклоненно они приняли из рук его отца свои горностаевые мантии, прежде чем отправиться к своим местам, затерянным в дальних рядах.
Вторая пара невольно привлекла его внимание, впрочем, как и всех парламентариев. Отвратительный всхрап раздался у него прямо за спиной, это, очевидно, Боуда толкнула в бок своего пышнотелого отца, заставляя его проснуться.
