С динамикой последнего прыжка
Иду, пружиню шаг по коридору.
Мне завтра «на свободу», а пока
Наслушаюсь нелестных разговоров.
Сидят старухи, как солдаты, в ряд, —
Не языки — шпицрутены в занозах, —
И обо мне вполсилы говорят,
Чтоб слышно было этакой «стервозе»:
«Идёт, как пишет!» «Знать, из королев!»
«Глянь, нацепила на себя корсеты!»
«Вишь, говорят, она из старых дев!»
«Нет, под подушкой прячет пистолеты!»
«Связала шаль из разных лоскутков!»
«На целую-то ниток не хватило!»
Старухин приговор всегда суров,
Пусть даже завтра ждёт её могила!
Ей о душе б поплакать, но она
Свой кислый бок двумя перстами чешет
И, гнева «справедливого» полна,
Язык на ком-то непохожем тешет:
«Не встанет рано — очередь занять
На процедуры!» «Экая гордячка!»
«Всё б ей по лесу бегать и снимать!»
«Небось в кармане папиросок пачка!»
«Гляди, гляди, как бровью повела!»
«Ах, как она нам, сёстры, надоела!»
«Туда-сюда всё ходит!» «Есть „дела“!»
«А мы-то с вами маемся „без дела“!»
«Не сядет с нами посмотреть кино!»
«И мужики к ней липнут, вот придурки!»
«Да ей самой как будто всё равно!?»
«Она бы с ними выпила „микстурки“!»
«Откуда что берётся, вот чума!?»
«Не молодая, а бежит, как кошка!»
«Я бы под глаз ей стукнула сама!»
«Да что ты, сразу выбросит в окошко!»
Я слушаю невольно этот бред
И думаю, ну, чем же не Стихира?
Но настаёт спасительный обед,
И глохнут языки. Тепло и сыро
На улице. Оранжевый кобель —
Цепной бедняга — сторожит ворота,
