Синим бисером сыплется звон колокольный
Вновь отлитых, сияющих колоколов,
Он какой-то игрушечный, даже фривольный,
Но его покрывает, спокойно-суров
И торжественно-долог, как русская песня,
Как натруженный голос, как главный распев,
Бас малиново-медный, плывущий, чудесный…
Гулок, словно набат, его пламенный зев.
А на стыке времён расплескали фонтаны,
Мозаично-картинны, безвкусно-вольны,
Свои струи журчанием солнечно-пьяным
На дворе монастырском у древней стены.
Там палаты надстроены, словно заплатой
Залепили величие прежних красот,
И у матушки есть теперь тоже зарплата,
И она будто лебедь на «мазде» плывёт.
А глаза у монахинь удушливо-вязки,
Осуждающе резко звучат голоса,
Не к лицу им апостольник, чёрный подрясник,
И совсем не зовут присмиреть небеса.
Мы покинули двор, не вкусивши блаженства,
И свечи дорогой не пославши в алтарь, —
Нас не смог впечатлить новодел «совершенством»,
Было очень обидно и времени жаль.
Вновь пришло ощутимое чувство утраты,
Словно к нам в алтари пробрались чужаки,
Для кого они просто не могут быть святы,
Вот торговлишкой здесь заниматься с руки.
У ворот эта чёрная кукла — девчонка, —
Исподлобья глаза, взгляд потухший и злой.
Вслед худою, как ветка, махнула ручонкой…
Мы с большим облегченьем вернулись домой…
