Весь бешеный ритм её в скважине скрылся замочной,
Заглянешь туда, эта бездна поглотит тебя.
Любить её можно, однако любить лишь заочно,
По полной бессмыслице сути московской скорбя.
Железо и скорость, бетон и истерзанность звуков, —
Вот чёртово зелье, которое выпьешь с утра,
Шагнув в подземелье, как в вечную с жизнью разлуку,
И станешь едва различим ты, — почти мошкара.
В потоках незримого горя, стеснённости, пота,
Безумия глаз и поступков, в потоке людском (?)
Едва ли отыщешь себе в утешенье кого-то,
Улыбку его, промелькнувшую в море пустом.
Держи кошелёк, береги свои руки и ноги,
Не будь озабочен мечтаньями, будь начеку!
В цепи электрической жизни молекул двуногих
Ты — лишь дуновение страха на этом веку…
А есть города, что проснувшись, не знают волнений,
Их красные крыши вдоль рек по туманам текут,
Там воздух от птичьих весёлых звенит песнопений,
Там люди красивы, а горы покой стерегут.
И вольная воля входящему в мир этот тонкий
С хрустальными снами и чистой живою водой,
На розу похожий, на смех и открытость ребёнка,
Где можно, омывшись свободой, вновь стать молодой.
Но ты не поверишь, но ты побоишься расстаться
С рекламой пустой буффонады и грохотом лет,
Где столько пришлось, чтобы живу остаться, стараться
Бежать в никуда и к Москве сохранять пиетет.
