Щемящей красоты последняя печаль | страница 18
Своих свобод, и славен негодяй,
Что был его убийцей и грабителем,
Попав ещё при жизни в Божий рай.
Молчит народ… Жалеет или молится?
Или готовит новый страшный бунт?
Гуляет средь чумы, шумит застолица,
И чёрт её приветствует во фрунт.
Да здравствует спорт!
Я не против развития спорта
И подъёмников лыжных наверх.
У кого загорелая морда,
Кто богаче и радостней всех,
Тот получит такое удобство
На курорте в Кавказских горах…
Но ведь с этим не вяжется скотство!
Вызывает броженье в умах
Неустроенность в русской глубинке,
Там, где холодно в норах квартир.
Лишь на «первом», бравурном, картинки,
Словно ноты выходят в эфир:
Вот дома без тепла и без света,
На полу можно сделать каток…
Но, хвала нашей власти за это, —
В массах спорта пророщен росток!
В экстремальной такой обстановке
Тренируются дети с пелён.
Слава Путину, доброму Вовке,
Что добился счастливых времён!
Будем в будущем этим гордиться, —
Горнолыжною славной тропой…
А народу — весь лес оттопиться,
Кто не дружит с большою мошной.
Пережили уже не такое:
Тюрьмы, войны, разруху и глад…
На татами мы горной лыжнёю
Двинем дружно. Ни шагу назад!
Интервью в доме престарелых
Был у меня такой супружник, —
Бутылок больше, чем стаканов.
Но, парадокс, был чистым нужник,
Супружник не казался пьяным.
Глаза немного стекленели,
Он тормозил и заикался,
Но, как моряк, он знал все мели
И никогда не спотыкался.
Мы нарожали с ним детишек, —
Недалеко ушли от папы.
И хоть читали много книжек,
Растили головы под шляпы.
Я нагло думала поправить
Своей генетикой ущербность,
Но дурака нельзя заставить
К наукам проявлять прилежность.
Детишки не желали биться
И умножать вселенский разум.
Зачем, скажите мне, учиться,
Когда украсть возможно разом.
И дети бывшего парторга, —
А их так много в наше время, —
Намоют денег хоть из морга,
Такое подрастает племя.
Им жалость ведома едва ли,
Они под солнцем знают место,
Поскольку сами не страдали,
Им боль чужая не известна.
Они хотят всего и сразу,
До стариков им есть ли дело?!
Какая ж я была зараза,
Куда, скажите, я глядела?!
Теперь живу в казенном доме
И никому нужна не стала,
А муж мой бывший в пьяной коме
Лежит обычно у вокзала.
Снимаю зубы и протезы,
Мочу печение в бульоне,
Портрету матери Терезы
Молюсь в старинном медальоне…
И вообще я всем довольна,
Вот только ноженьки не ходят…
А дети, дети — это больно,
Но боль когда-нибудь проходит!
«На главном кладбище столицы…»
На главном кладбище столицы,
Где шаг чеканят часовые,
Привыкли мы страной гордиться
И возлагать цветы живые.
Музей мадам Тюссо имеет
Книги, похожие на Щемящей красоты последняя печаль