А мне ни рай, ни ад во сне не превозмочь,
Как нить из прошлого, — ко мне вся эта ночь
Клубком колючим подкатясь, скребёт во тьме
Мозг воспалённый и кровавит душу мне.
Ведь в этом мире будет счастлив лишь дурак,
Кто на костях станцует польку иль гопак,
Чей разум пуст, как чёрный мрак, как чёрный дым,
И он не знает, как добро нести другим.
…а Бог глядит через стекло, и голубок
Слетает вниз, Он Дух Святой, Он одинок.
Ему тревожно, как и мне, Он хочет знать,
Доколе разум человечий будет спать,
Доколе в войнах будут гибнуть города,
Доколе будет зреть кровавая беда,
И как заставить дураков объять её,
Понять, что смерть придёт-споёт и в их жильё.
А пепел в воздухе кружит, скрипит во рту,
И стынет кровь, и мне уже невмоготу,
Я из горячечного сна себя тяну,
Но понимаю, что давно иду ко дну,
Туда, где кости об отмщенье вопиют,
Туда, где травы по-над ними косы вьют,
Где рвы заполнены поленницами тел,
И дьявол злобно озирает свой надел.
И знаю я, мне не уйти от этих мук,
Ко мне протянуты во сне мильоны рук:
Там дети, матери, там чьи-то старики,
Там кровь черней, чем чёрный ил на дне реки.
Она землёю этой стала и травой,
Она моей бедою стала разрывной.
Как пуля, в сердце эта целится беда,
Мне от неё уже не скрыться никуда.
Мне от неё уже не спрятаться вовек,
Да и зачем? Ведь смертен каждый человек.
А кто считает, что давно порос быльём
Погост войны, то кровь на нём, вся кровь на нём!
