Я редко вижу кошмары. Честно. Не потому, что в жизни я такой невыносимо положительный и добродушный человек, никогда не сталкивавшийся с негативом и не испытывавший гнетущей тоски или страхов (напомнить вам о погружении в оперативную работу во время подготовки к съемкам ментовского сериала?). Дело в том, что негатив во мне не задерживается. Хлебнул гадости, она побулькала какое-то время, а потом я ее выплевываю. У меня есть одна знакомая юная леди, живет со мной на одной лестничной клетке в доме на Косыгина (конечно, на какой же еще улице может жить актер, исполняющий роль Косого!). Восемь лет, зовут Диана. Шебутная, подвижная, любит тяжелый рок, постоянно кривляется, трясет своими длинными волосами. Падает, сдирая коленки, но не хнычет. Поссорится с подружками во дворе — не куксится, не уходит в себя и не показывает исподтишка язык, а просто идет заниматься своими делами. Никогда не видел ее плачущей. Эдакий резиновый утенок. Или Неваляшка. Не знаю, что с ней не так: то ли это наследственное — родители у нее жизнерадостные и милые ребята — то ли Природой и Вселенной в таких детях закладывается нечто, что делает их более жизнестойкими. Глядя на Дианку, всегда задаю себе вопрос: что с такими ребятишками впоследствии делает жизнь?
Ну да ладно, я о другом. В ночь после несостоявшегося покушения на Александра Сергеевича Пушкина мне приснилось, как в меня стреляют. Точнее, сначала долго гоняют по темным переулкам незнакомого города (утром-то я понял, что это был Край). Я в панике и ужасе переставляю ноги, но скорость моя едва ли превышает черепашью, словно я по колено в гудроне. Разумеется, убежать я не могу. В конце концов, меня загоняют в какой-то совсем уж медвежий угол — какие-то трущобы или заброшенные склады, повсюду деревянные ящики, мешки с мусором. Припирают меня к стене, направляют ствол — человека я не вижу, только силуэт, потому что в глаза лупит свет уличного фонаря — и выпускают целую обойму. Бах-бах-бах!!!
Я подпрыгнул на кровати. Простыня насквозь мокрая, подушка тоже, на циферблате электронных часов половина второго ночи. В окно пробивается матовый лунный свет, из гостиной доносится храп Николая. Вот же безмятежный сукин сын, подумал я в тот момент, как он умудряется так дрыхнуть в чужом для него даже не городе — в чужом мире, без всякой надежды на возвращение домой! Да еще когда меня тут мочат под боком.
Я встал, в темноте прошел в кухню, налил из-под крана воды. Вода чистая, вкусная, без всяких примесей.
