Книги Льюиса относятся к древней традиции христианской апологетики. Апологии — это открытые письма христиан-интеллектуалов римским императорам, преследовавшим Церковь. Книги Честертона и Блюма — не апологетичны, потому что читатели первого — безразличны к христианам, читатели второго — симпатизируют нам. Подлинно апологетичен только Льюис, ибо он адресуется к читателям враждебным. Он почтителен, развлекателен, осторожен — ибо в каждом читателе видит человека-императора, жаждущего и могущего вновь казнить Того, в Ком более всего нуждается человек-грешник.
Как литератор, Льюис более национален, чем Честертон и, тем более, Блюм. Митрополит Антоний трудится в интернациональном жанре проповеди. Честертон, когда он не трудился в жанре интернационального же детективного рассказа, любил обращаться к той средневековой традиции, которая еще с трудом может быть названа прямо английской — слишком много мостов соединяло до Кромвеля Остров с Континентом. Что-то — выразившееся и в протестантизме, и в промышленной революции, и в революциях политических — произошло именно в середине XVII века. Карл I еще европеец, Карл II уже — англичанин. И вот, именно в середине XVII века была написана книга, на протяжении всего Нового времени бывшая визитной карточкой английского христианства — "Путь паломника" Дж. Бэньяна. Уже в прошлом веке ее на русском издавали с постраничными комментариями: ведь вся эта книга — одна огромная аллегорическая картина. Человек идет в город — преодолевает опасности — приходит. В описаниях его приключений, знакомств, бесед все имеет двойное дно. Аллегорична каждая деталь, и каждая деталь есть предмет для маленькой проповеди.
Конечно, Бэньян не был первооткрывателем — все средневековье пронизано литературой, в которой Любовь, Коварство, Смирение и Хитрость ходят, разговаривают и действуют. Но Бэньян совершил революцию — в буквальном смысле, то есть переворот — в его книге не абстрактные добродетели и пороки обозначены человеческими фигурами, а конкретные, очень живые и реальные люди несут в себе добродетели и пороки. Именно "и" — в отличие от средневековых аллегорий, тле фигура Любви не может вмешать в себя ни грана Ненависти или хотя бы Маловерия, аллегорические персонажи Бэньяна вмещают в себя всегда больше одного какого-то качества. Более того, эти персонажи не статичны — недаром книга называется "Путь" — они движутся, одни из них просто гибнут, другие гибнут и воскресают духовно.
