«Ведро незабудок» и другие рассказы | страница 46

Ему, как энергетику, работы много: и проект составить, и в качестве электрика может потрудиться, да еще и сторожем, чтобы постоянно при храме быть. А поживет в церковной ограде, походит на службы, потрудится на Господа, и Тот все устроит. И смысл жизни ему откроется, и истинная иерархия ценностей, и как жить дальше.

Лев Алексеевич согласился сразу же, будто всю жизнь мечтал о подобном предложении. Батюшка оказался прав, но не совсем. Еще до переезда в другой город после нескольких бесед со священником Лев Алексеевич обрел веру в Бога. Да такую твердую, что ему самому казалось, что никакого атеистического прошлого у него вовсе не было. «Ведь все так просто. Как же я до сих пор не видел этого?! И мои коллеги не видят очевидной работы Божией во всем. А еще инженеры! Есть машина — значит, есть тот, кто ее придумал, кто запустил ее в производство. А насколько мир совершеннее всех механизмов. Один человеческий организм — это же чудо! Миллиарды клеток, система пищеварения, обмена. А глаз человеческий! А печень, а почки! Искусственная почка — агрегат с целую комнату. А Господь в такой маленькой человеческой уложил всяких протоков и сосудов — сотни километров. Поди, сделай. Без капитального ремонта по сто лет служит. А весь человек! Робота за миллионы долларов делают, чтобы он совершал несколько функций. А тут безо всяких миллионов — с женой пообнимался, и такой совершенный механизм выходит. Он же еще и чувствует, и страдает, и музыку и стихи пишет. Нет, велик Господь, создавший нас! И никакая космическая пыль после всяких первовзрывов за миллиарды лет сама по себе ни во что кроме пыли не превратится. Это все равно, что вытряхнуть пыль из пылесоса и путем изменения температур ждать миллиард лет, когда из нее образуется все то, что создано на земле. Экие чудаки! Это же вера у них такая. Верят в НИЧТО! Ничто само собой организуется в прекрасный мир, наполненный красотой и сложнейшими организмами. Как можно верить в то, что есть создание без Создателя. Абсурд! И все как загипнотизированные верят в этот абсурд». Так рассуждал новообращенный. Пытался он об этом говорить с бывшими сослуживцами, но они шарахались от него, как от зачумленного. С ними теперь не то что о Боге, о рыбалке было невозможно поговорить. Никто его никуда не приглашал. Звонки прекратились. С ним теперь даже не всегда здоровались. А ведь без малого двадцать лет он был душой компании, в которую входило большинство товарищей по работе.