В ответ он получил письмо, в котором отец игриво выражал свое согласие и извещал, что едет познакомиться с избранной им подругой жизни.
Он с восторгом передал своей милой Тане желание своего отца.
Жених и невеста — они уже были объявлены — стали с нетерпением ожидать приезда старика Бартенева.
Наконец он приехал.
Будущая невестка, видимо, ему полюбилась: цветы, конфеты, ценные подарки посыпались на нее дождем из щедрой руки будущего богатого свекра.
Он сам в присутствии невесты сына молодел, подтягивался и браво крутил свой нафабренный ус.
— Вам самим еще самая пора жениться, — как-то сорвалось с языка старухи Стоцкой.
— Что же, я бы не прочь, да ведь он не уступит, — молодцевато пристукнул старик каблуком, кивнув в сторону сына.
Все расхохотались шутке.
Одна Таня почему-то сконфузилась. Он — припоминает теперь — тогда не обратил на это внимания.
Стоцкие были люди далеко не богатые и хотели сыграть тихую, скромную свадьбу, но старик Бартенев воспротивился. Он добился, без большого, впрочем, труда, позволения заказать для невесты все приданое в Париже, что привело в неописанный восторг Таню, но зато огорчило ее жениха. Свадьбу поневоле должны были отложить.
Была половина августа. Заказанное приданое и подвенечное платье были получены из таможни, и день свадьбы был назначен на пятое сентября.
Так решил сам отец; но в этот же вечер он попросил сына съездить недельки на две в деревню, так как наступало время хлебных сделок.
— Надо и тебе приучаться к хозяйству, — заметил он, — я становлюсь стар; мне необходим помощник.
Он помнит и теперь, с каким восторгом согласился он исполнить волю отца, окружавшего его и любимую им девушку нежным вниманием.
Мысль о разлуке с нею кольнула его в сердце, но он пересилил себя.
Через день, простившись с невестой, он укатил на берега красавицы Волги.
— Возвращайся к третьему сентября, — сказал ему отец, обнимая на прощание.
Приехав в имение, он деятельно принялся за дела, но вдруг какое-то странное предчувствие близкого горя стало томить его.
Он начал рваться туда, в Москву, с какою-то неудержимою силой; наконец не выдержал, бросил все и помчался назад.
Живо и ясно, как-будто это было вчера, несмотря на то, что уже прошло более пяти лет, представился умирающему этот роковой момент приезда в Москву, представился во всех его мельчайших, потрясающих подробностях.
Было около шести часов вечера первого сентября. Стояла прекрасная, совсем еще летняя погода: в воздухе было жарко, и густая едкая пыль застилала московские улицы. Вот он миновал Пречистенский бульвар, площадь Пречистенских ворот и повернул на Остоженку, где жили Стоцкие, а в одном из прилегающих к ней переулков была и его холостая квартирка.
