Капитан. Пирога захотелось? А зубы есть? Чем кусать собираешься, трудоголик от рыбного промысла? Мыслить надо. То партия тебе не нравится, то семья много требует, то страна о тебе забыла… За все надо платить, Гриша! За все! Зубами, волосами, нервами, семьей… Деньгами? —так это самая дешевая плата получается.
Витя. Это, когда они есть.
Капитан. На то ты и мужик! Потому и не скули. Понял? И нюх у тебя правильный должен быть.
Витя. Какой это — правильный?
Капитан. От которого дети рождаются, и в семье твоей смех женский.
Витя. Смеешься, капитан.
Капитан. А чего же мне — плакать? Как сказал один поэт-мудрец: для женщины беда — упасть, мужчине — не суметь подняться. А мы сами поднимемся и страну поднимем. Поднимем! Как плакат над демонстрантами — даешь морскую Республику!.. А, Витя? Чего улыбаешься? Или что хорошее вспомнил?
Витя. Вспомнил. Как мы серп с молотом по приказу Родины с трубы снимать начали, а ты руки растопырил: «Не позволю на куски резать!» — кричишь, и потребовал к тебе в каюту это сокровище положить, для отчета и сохранности. Дескать, придет время перед партией отчитаемся и вернем на трубу символ власти. Было?
Капитан. Ну, и что в этом смешного?
Витя. А то, что с палубы эта композиция на высокой трубе размером с ладошку выглядела, а оказалась — диаметром три метра и весом килограмм двести металла, и в двери офицерского коридора не прошла. Распорядился ты тогда этот главный инструмент социализма закрепить на палубе перед капитанским иллюминатором. Так? И закрыл ты, капитан уважаемый, этим серпо-молотом солнечный свет в своей каюте. Пришлось электрический включать. Помнишь? Не с того ли времени глаза твои стали щуриться и тускнеть, а?
Капитан. Не смешно. Перестройка. Подумаешь, свет включать!? Пережили без солнца. Много чего наломали… Кто знал, как лучше сделать?
Витя. Знал бы хоть кто-нибудь во всей стране, что строим? Может, понятно бы стало, чего эта затея стоит и стоит ли? Хорошо, что твои серп с молотом, когда погода качнула, правильно рядом с бортом легли, никого не задели. Или боцману спасибо, рукастому, рядом с бортом положил, нашел место в океане. Глубоко, для сохранности. Капкан-то наш, может быть, не африканский вовсе, а российского розлива напиток. От нашей перестройки все страны Африки зашатались и революциями покрылись, как море волнами. Слышишь, что я говорю?
Капитан не отвечал. Потом опустил голову и прошептал, затихая:
Капитан. Прости, тралмастер, засыпаю. Глаза мои что-то устали. Закрыть хочется. И все, о чем говорили, забыть. Один раз разговорились, наговорились — хватит. Пустое это теперь. Куда мы с этой подводной лодки, как говорится. Нам не эта клетка, так другая найдется. Мы от счастливой жизни глаза подпортили, а на новую смотреть — сил нет. Глаза закрыть хочется, чтобы совсем не ослепнуть.
