Дом на волне… | страница 43



Миша. Я мой народ каждый ребенок знаю, каждого мальчика женю, каждую мать бабушкой вижу и платок дарю. Потому что я был проводник поезд «Москва-Воркута». Водка пили, правда. И песни пели, смеялись, плакали, правда. А когда говорили — все — правда. До слез. Один мне сказал: если ты вождь, не мельчай, каждый ребенок перед тобой Бог. Каждый взрослый — ребенок. Рóбот хорошо — космос летать. Кормить-пить не надо, выгодно. Человек после работа песни поет. Птица поет? Поет. Лев, львица поет? Поет! Слон хобот поднял — громко поет, любовь одиночество зовет. За это люблю. Человека песни — люблю, слушаю.

Саша. Люби. А кормить как? Всех не накормишь. Пора «чики-чик» делать.

Миша. Человека убивать — своей семье людоедом станешь. Как за стол сядешь? Женой разговаривать? Детей на руках держать? Как? Мы с тобой один поезд ехали, да? «Весна-комсомол» пели, да? Теперь мы с тобой как будем?

Саша. Брось, вождь, сказки заливать. У вас до сих пор детей собственных акулам бросают, если коровам дождь нужен. Дочь у тебя болеет? Эпидемия? На поезд «Москва-Воркута» повезешь ее? Как лечить будешь? Решай! Все эпидемии генералы планирует. Где планируют, там и лечат. Или ты по-шаманьи: костры палить, в барабаны бить, белую рыбу на рассвете кормить? Будешь со мной, помогу. Генеральша знакомая есть! Понимаешь меня?

Миша (не отвечая на вопрос). Это твой траулер?

Саша. Мой.

Миша. А что это клетки на палубе?

Саша. А это я в американском фильме про Спартака видел. Понравилось. Мощно смотрится, когда крепкий вожак в клетке.

Миша. Можешь показать?.. Покажи.

Саша. Эй, земеля! Шпринг! (Подзывает охранника. Охранник, худой и сутулый, прячет глаза, будто закрывается от солнца, подбегает, слегка волоча ногу.) Представляешь, вождь, я его здесь, среди рыбаков, встретил. Одноклассник мой. В школе учились. Я его к клеткам поставил, приподнял, можно сказать… Может, увидимся еще на встрече выпускников, лет через сколько?.. Его в классе Шпрингом звали, у него глаза навстречу один другому, как швартовые веревки у корабля. Видишь? В школе на всех праздниках-маскарадах пиратом одевался. Я только здесь понял, и ты помни, что он головой тронутый, кажется ему, что предки его пиратами и китобоями были и в этих краях след оставили. Эй, косой, покажи, кто у тебя?

Шпринг (идет впереди, говорит только Мише, понизив голос.) Здравствуй, вождь.

Миша. Я тебя знаю? Мы где-то встречались?

Шпринг. Мы — нет. Наши прапрадеды — да. Ты мог видеть это во сне, как и я. Твой — с копьем и людьми за спиной, вышел к берегу океана в поисках пищи для племени. Мой — с гарпуном, стоял у туши кита, лежащей на песке. Кит убил весь экипаж вельбота, всех, кроме гарпунщика, который был связан гарпунным линем с раненым зверем морей, и вместе с ним выплыл к берегу. Но жирная туша мяса была не нужна ему. Мой прадед был рад человеку. Даже, если он черный и держит в руках копье. Помнишь?