Лукъяныч, в первый же день, облюбовал каменистую гряду в устье реки и демонстрировал аборигенам и корейцам шашлык из свежепойманной рыбы. К нему тоже потянулись поклонники, посмотреть и попробовать.
Гена, пока Гоша пробивал себе популярность на спортивном поле, пробовал, спекулируя на разбитых зубах и потребности в медицинском уходе, культивировать ниву сострадания и гуманитарной помощи. Народ оказался отзывчивым, особенно, старики и некоторые женщины. Его провели к местному эскулапу, и тот добрых часа два заговаривал, точнее, запевал монотонными завываниями зубную боль пациента. К концу процедуры Гена прочувствовал простую истину: «не умеешь петь — не пей!». Но боль, к удивлению, прошла и захотелось есть. Как попросить? Не умеешь просить — улыбайся! Идиотов везде кормят. Улыбался так, что повели его под пальмовый навес и вполне гостеприимно попытались угостить из медного таза, вокруг которого сидели и стояли человек десять-двенадцать: сгорбленные, полуголые, улыбающиеся и кивающие головами неистово, почти трясясь. При этом худыми черными руками они тянулись к тазу, выбирали из него, соединив пальцы щепотью, мелкие кусочки какой-то пищи, будто выклевывали, как птички. Гена, сохраняя достоинство, с маской-улыбкой на лице, тоже потянулся, отщипнул что-то из общей массы и готов был уже поднести ко рту, но ощутил вдруг живое шевеление в ладони и взглянул на этот комочек экзотического угощения: комочек расползался у него по ладони и пальцам. Вспомнил кем-то сказанную злую шутку: «Поймал мыша — ешь не спеша!». Успел только отвернуться и сделать шаг в сторону — его вырвало. Где тошно, там и рвет, как говорится. Подбежавшие собаки мгновенно слизали с песка пролившееся содержимое человеческого чрева. Есть расхотел. На время.
Когда вернулся на берег к Лукъянычу, объявил категорично, демонстрируя выученный урок в обычной своей манере:
— Я, командир, понял и разделил, как учили: маникюр — медикам, педикюр — педагогам! Вечером делаем танцы. Под аккордеон. На твоих камнях у костра.
— Аккордеон откуда?
— Я в одной хижине обнаружил. Мне там зуб заговаривали, а я деду-заговорщику поясничный массаж сделал, так он мне автомат показал, разбитый гидросамолет в зарослях у реки и аккордеон. Следы французского десанта.
— А ты играть умеешь?
— Я думал, что вы умеете.
— Нет.
— А Гоша?
— Не думаю.
— Может, я научусь? Быстро. Для такого дела.— Гена и впрямь верил, что у него может получиться.
— Для какого дела?
