Выпивающий в людном месте человек в любом городе СССР всегда становится объектом ухаживания со стороны тех, кто не успел до 19:00 или по экономическим причинам не смог стать временным владельцем бутылки водки, шнапса, ракии, чачи или любого другого аквавита. В студенческой среде это называлось «садиться на хвост». Но вид у «Троцкого» был отнюдь не заискивающий, скорее, снисходительный.
— С чем же вы не согласны? — осторожно спросил Серый.
— Вы позволите? — «Троцкий» кивнул на подоконник. — А то как-то неудобно беседовать через порог.
— Сделайте милость, присаживайтесь, — подвинулся Димон и, взяв бутылку «Гаваны-в-лоб» в руку, символически обмахнул подоконник от невидимой пыли.
Незнакомец с удобством пристроился на освободившемся месте, достал из кармана дубленки кружевной носовой платок и протер запотевшие с мороза стекла очков.
— Разрешите представиться, — произнес он торжественно, — Иблисов Вил Аполлионович, практикующий философ.
— Вил — это, видимо, Владимир Ильич Ленин? — блеснул эрудицией Димон.
— Полагаю, что здесь возможна и другая этимология, — ответил новый знакомый. — Впрочем, как вам будет угодно.
— А разве бывают практикующие философы? — поинтересовался Серый.
— Уверяю вас, они всегда были и будут. Спрос на идеи превышает предложение.
— Вы сказали, что с чем-то не согласны, — напомнил Серый.
— Да-да — я не смог согласиться с утверждением вашего друга о сочетании мудрости древних парсов с гением Ницше. Вы ведь его так эмоционально цитировали?
— Что же тут несовместимого, Вил Апол-л-и-онович?
— Дело в том, что Фридрих Вильгельм Ницше не читал ни Старшую, ни Младшую Авесту, а представление об образе Зороастра составил из «Западно-Восточного дивана» Гете и «Волшебной флейты» Моцарта.
— Так вы еще и литературовед? — с иронией спросил Димон.
— Каждый практикующий философ обязан быть немного литературоведом. Впрочем, коллеги, я ведь оторвал вас от тихих радостей, — Иблисов кивнул на бутылку в руках Димона, — так позвольте предложить достойный кубок для вашего земзема. Негоже интеллигентным людям пить из горлышка.
Вил Аполлионович порылся в сумке «Олимпиада-80» и на свет появился обернутый для сохранности газетой хрустальный стакан, оправленный в серебро. «Прошу вас, — он освободил стакан от бумаги и протянул его Серому, — за чистоту сосуда ручаюсь». Серый почему-то покраснел, хотя в студенческой среде выпивание «из горла» не считалось плебейством, а даже носило оттенок какого-то гусарства. Впрочем, если была такая возможность, они с Димоном предпочитали все-таки пить из стаканов. В летнее время раздобыть такую посуду не составляло труда — весь Невский был уставлен автоматами для продажи газированной воды. Граненые стаканы, чей классический дизайн по легенде был создан самой Верой Мухиной, в изобилии стояли в нишах этих автоматов. Там же, в нише, находилось нехитрое устройство для мытья — ставишь перевернутый стакан на металлический кружочек, надавливаешь — и струя воды бьет внутрь. То, что край, которого до тебя кто-то касался губами, остается немытым, никого не волнует. Но это летом. Сейчас же из-за мороза уличные автоматы были закрыты фанерными щитами, а ближайшие работающие находились в универмагах «ДЛТ» и «Гостиный Двор». Идти туда по морозу никакого желания не было, и на зимний период наличие посуды объявлялось «излишним эстетством».
