После смерти мамы её в марте 1951 года — Нина хозяйка в доме. Мама умерла без неё от стремительно убившего её рака, не понимая до последней минуты, почему рядом нет любимой и любящей дочери. Как раз, в эти трагические дни её предсмертных мук, у Нины, в далёком Красноярске, куда права она не имела уехать — но мир не без добрых и совестливых людей — Государственный экзамен. И Отто Юлиусович, — любящий до сердечных болей отец, но суровый, без каких–либо сантиментов, прагматик, желающий дочери счастья, — ни одной телеграммы о болезни, а потом и о смерти, матери, ей не отправил! Приказал себе ни в коем случае не сорвать дочь с тропы к образованию, с таким трудом, с таким риском, — но ни Провидением ли Господним, — проторенной другом его… всё тем же Тычкиным.
Рискуя своим положением, заработанными пролитой на войне кровью капитанскими погонами, Золотой Звездою, собственной свободой и — самым дорогим — благополучием детей и жены, он «восстановил» таки на своём участке службы отнятые властью у Нины свободу и равноправие получения образования! Сам лично привёз в Красноярский Фармацевтический техникум опечатанный пакет. Вместе с начальницей 1–го отдела вскрыл его. И та зарегистрировала и «навечно» спрятала в сейф невиданный доселе в мирном её гражданском учебном заведении «обгрифленный» знаками особой секретности документ. Сообщалось в нём, что «товарищ… имя рек…, работница П/я 437, направляется Учреждением Большой Химии в Фармацевтический техникум для сдачи вступительного экзамена и поступления на учёбу». И что «паспорт её хранится в отделе кадров…»
Паспорта у Нины не было, и быть не могло! Дочь своего отца, — кулака, крестьянка, следовательно, — она с рождения и до смерти в стране «где так вольно дышит человек» по Дунаевскому и Лебедеву—Кумачу, приговорена была быть «крепостной девкой». И была ею «24 года ещё и в ипостаси…Киплинговского Маугли.
Тычкинский же «Документ», с десяток лет пролежав под стеклом директоров Фармацевтической Школы, до сегодня(?) висит в рамочке за спиною ещё одного нашего героя. Теперь — полковника (или уже генерала?) Григория Ивановича Зенина. Начальника Линейных отделов милиции Красноярского края. А тогда местного силового бугра, фронтового друга и напарника Аркадия Тычкина по «танковой езде». С 1951 — и моего друга…
А Нина? Ночами она — у постели Соошио. Всё тепло исстрадавшейся по маме души её, всю энергию с о с т р а д а н и я, не растраченную несостоявшимся уходом за умершей без неё мамы, отдаёт она войне — яростной и непримиримой — за каждый вздох ещё чужого ей, ещё не знакомого ей умирающего азиата. За чуть заметную, никому кроме неё невидимую и не чувствуемую никем, дрожь в теле его. За жизнь, значит, в истерзанных зверем и выбеливаемых подступающей смертью коченеющих его членах…
