На фотографиях было хорошо видно, что в руках у даккарского капитана кривой нож, какими обычно пользуются засельцы. Значит, этого болтуна всё-таки убили мы! А ведь мы клялись! Я видел этого капитана у Раверстона. И он даже, кажется, в том расследовании участвовал…
— Откуда это у тебя? — я резко вздёрнул Ретку за ремень юбки.
— Мне сказали, что если ты не поедешь со мной, командиры армии убитого получат такой же конверт.
— Ретка, ты представляешь, что будет если Тартокцы получат это.
— Мне сказали, что будет война.
Я постарался успокоиться. Орать на Ретку бесполезно. Она всё равно ничего не понимает. Бить тоже не поможет. Она просто маленькая дурочка, у которой закончился срок браслета, и кто-то этим воспользовался.
— Маленькая, кто дал тебе эти бумаги?
— Старшие.
— Хорошо, а когда тебе их дали?
— Сегодня утром.
Вполне возможно, всё взаимосвязано. Сегодня я начал активно готовиться к обороне узла и Клинков. А ещё утром был у Роджера по этому же вопросу. Я стал опасен. И меня решили таким образом убрать с узла?
— Маленькая, а старшие — это кто?
Ретка вытерла слёзы и уставилась на меня большими синими глазами без грамма понимания:
— Ну, они неолетанки?
— Конечно, неолетанки. Я же сказала тебе: закон неолетанского рода. Старшие велели…приказали мне привезти тебя через две недели любым способом!
— Две недели?
— Да. Тебе же дела надо все закончить. Поэтому я приеду за тобой через две недели.
Не сходится! Через две недели заварушка с Клинками уже разрешится. Юбля! Как я устал от всего этого!
— Адо, не хмурься, пожалуйста, — Ретка опять расплакалась, — Ты просто поедешь через две недели со мной, и этих бумаг никто не увидит. Всё будет хорошо.
Глупая, маленькая Ретка!
— А как ты собираешься эти фотографии тартокцам показать? Сама к ним поедешь? Они неолетанок ближе расстояния выстрела не подпускают.
— Ну… Не знаю, как старшие скажут.
Понятно. Везти эти бумаги ты никому и не собираешься. Хотя неизвестно, что собираются с ними делать те, кто их тебе дал.
Ретка поднялась:
— Ну, я пойду, — она хмыкнула носом, — Пока ты меня не побил.
Я не ответил. Какой паршивый день!
Ретка.
Я тихо плакала, со злостью и бессилием пиная серые гальки. Неужели нельзя было пойти по-другому? Без слёз, без всей этой грубости… Он меня больше никогда не простит.
А я тоже хороша, расплакалась, ничего толком объяснить не смогла. Просто вручила конверт и сбежала.
Он ведь умный и понял, что никакие бумаги я никуда не понесу, да и нет их у меня. Просто запретит меня пускать и забудет. Другую найдет… Мне вспомнилась записка Морены. Я вытерла слёзы. Стерва! Порву!
