Маг мне тоже не особенно докучал, ибо был почти все время занят в библиотеке, даже мальчишек не гонял, дал какие-то задания и снова зарылся в книги. Меня он заверил, что непременно во всем разберется, нужно только немного поработать. Я подозревала, что его «немного» может растянуться лет на десять, но поделать все равно ничего не могла.
Наркоз спадал по ночам — я исправно поливала слезами кота, он включал мурчалку и быстренько сводил истерику на нет. Кстати, нам всем почему-то даже в голову не пришло придумывать весьма самостоятельному и подчеркнуто-серьезному зверю каких-то кличек. Кот с большой буквы — этим всё сказано.
Он тем временем вполне удобно устроился. Валерьянил меня по ночам, а днём, такое впечатление, приглядывал одним глазом, чтобы детеныш не убился, но без лишнего фанатизма. До мальчишек снисходил — изредка позволял себя погладить и с удовольствием слушал их восхищенные вздохи. С Маркетиосом они дружно существовали в параллельных пространствах, почти не сталкиваясь. А Милена… Милена сдалась на милость победителя, как только к ее ногам принесли первого крысюка. Матерого такого, закоренелого кухонного рэкетира. С этого момента Кот перестал быть дикой тварью и превратился в «мою ты умничку» и с достоинством заслуженного ветерана крысиных войн принимал за обедом блюдце сметаны.
Постепенно я сама начала уставать от такого растительного существования, хотя, кроме меня, это, кажется, больше никого не беспокоило. С манерами у юной племянницы мага, как выяснилось, всё было в порядке — я не ела руками, не рыгала за столом и умела поддерживать вежливую беседу о погоде. Я была грамотна и даже умела чистить морковку без магии. Что еще нужно приличной девушке?
Чтение проблем не создавало — я в упор не видела в книгах ничего, кроме знакомой с детства кириллицы. Разве что писать пришлось гусиным пером, изрыгая проклятия в сторону хихикающих малолетних злыдней, брызгающихся чернил и дурацких птиц, которые не удосужились вырастить на своей толстой попе нормальную гелевую ручку.
При том, что мальчишки в своих тетрадях строчили чем-то магическим и очень удобным, было зверски обидно. А еще страшно любопытно — ведь писала я тоже как умела — по-русски. Но это никому не мешало спокойно разбирать мою писанину, а когда я более-менее освоилась с птичьим подарком, пацаны даже начали завистливо вздыхать: какой почерк!
Сей феномен ненадолго вытащил из библиотеки Маркетиоса, но мы с ним так и не сумели выяснить — то ли невероятным стечением обстоятельств языки и письменность совпадают, то ли… то ли фиг знает что все меняет автоматически. В глазах смотрящего, так сказать.
