— Свежий воздух тебе не повредит, — говорит мужчина, придерживая Лале за локоть.
Ему помогают выйти в безоблачный день, словно созданный для радости, и он вздрагивает, припоминая последний такой же день. Все кружится у него перед глазами, и он спотыкается. Поддерживая его, незнакомец подводит Лале к ближайшему штабелю досок.
Закатав рукав Лале, он указывает на вытатуированный номер.
— Меня зовут Пепан. Я татуировщик. Что скажешь о моей работе?
— Татуировщик? — переспрашивает Лале. — Хочешь сказать, это сделал ты?
— У меня не было выбора, — пожимает плечами Пепан, глядя прямо в глаза Лале.
— Не этот номер выбрал бы я себе в качестве первой татуировки, — качает головой Лале.
— А что бы ты предпочел? — спрашивает Пепан, и Лале застенчиво улыбается. — Как ее зовут?
— Мою девушку? Не знаю. Мы пока не встретились.
Пепан фыркает. Двое дружелюбно молчат. Лале проводит пальцем по цифрам на руке.
— Что у тебя за акцент? — спрашивает Лале.
— Я француз.
— А что со мной было? — наконец спрашивает Лале.
— Сыпной тиф. Ты едва не умер.
Лале вздрагивает:
— Тогда почему я сижу здесь с тобой?
— Я проходил мимо твоего барака как раз в тот момент, когда тебя швырнули на тележку с мертвецами и умирающими. Какой-то парень умолял эсэсовца оставить тебя, обещая за тобой ухаживать. Когда они вошли в следующий барак, он скинул тебя с тележки и поволок в свой барак. Я подошел и помог ему.
— Давно это было?
— Семь или восемь дней назад. Соседи по бараку ухаживали за тобой по вечерам и ночью. А я был с тобой днем, когда получалось. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Не знаю даже, что сказать, как тебя благодарить.
— Благодари того человека, который столкнул тебя с тележки. Именно его смелость вырвала тебя из лап смерти.
— Поблагодарю, когда узнаю, кто это. А ты не знаешь?
— Нет. Прости. Мы не познакомились.
На несколько мгновений Лале закрывает глаза, подставляя лицо солнечному теплу и впитывая из него энергию, волю, желание жить. Он распрямляет поникшие плечи, и к нему возвращается решимость. Он все-таки жив. Поднявшись на трясущихся ногах, он потягивается, стараясь вдохнуть новую жизнь в хилое тело, нуждающееся в отдыхе, питании и питье.
— Садись, ты еще слишком слаб.
Соглашаясь с очевидным, Лале так и делает. Только теперь спина его прямее, голос тверже. Он улыбается Пепану. Старина Лале вернулся и жаждет информации почти так же сильно, как еды.
— Вижу, ты носишь красную звезду.
— Ах да. В Париже я преподавал в университете и был слишком открытым, на свою беду.
