— Заварушку?
— Ведь кто-то же выстрелил первым, верно? И этот стрелок не нашел ничего лучше, как убить офицера.
Женщина задумалась на мгновение, обратив взор к прериям, полого взбиравшимся на холмы, поросшие соснами, которые на солнце источали крепкий смоляной запах, — но этим вечером солнце исчезло, и никто из обитателей Пайн-Риджа не мог быть уверен, что увидит его снова.
— Но сюда они войти не осмелятся, — продолжила она, — бешенство их останется за порогом церкви. Во всяком случае, именно в этом я пытаюсь убедить здесь всех, и себя в первую очередь. Меня зовут Элейн, я — учительница.
Шумани, подойдя ближе, протянула ей ребенка. Элейн взяла девочку и прижала к себе.
— Дочка? — спросила она.
— Нет, — ответила Шумани, — найденыш. Мальчика я бы оставила, а ее не могу.
Она объяснила, что живет одна, что ее мужа убили в сражении при Литл-Бигхорне[7] — Шумани не произнесла слова «вдова», возможно, не зная, как это сказать по-английски, а может, потому, что считала беспомощность, которую ей довелось ощутить, убегая от огня американских пушек, более страшным испытанием, чем вдовство.
Индианка обернулась, оценивая расстояние, которое ей пришлось преодолеть, спасаясь из лагеря Вундед-Ни. Из-за вьюги ей не удалось хорошо разглядеть лощину, по который она бежала, размахивая перед собой маленькой Эхои, словно священник кадилом. Увидела только то, что показалось ей тучами вспорхнувших птиц — красных и желтых, хотя она знала, что зимой под свинцовым небом Южной Дакоты никогда не бывало таких птиц. На самом деле это парили лоскуты бизоньих шкур, покрывавших типи, сожженные американскими солдатами, и теперь, превратившись в пылающие лохмотья, они под действием горячего воздуха пожарищ устремились вверх, подобно стаям птиц.
Там, внизу, где на фоне снега четко вырисовывалось нечто вроде клетки с черными отметинами — обуглившимися жердями типи, — продолжали биться в рукопашной мужчины лакота, сдерживая натиск американцев и тем давая возможность спастись бегством своим женщинам и детям.
Лицо Черного Койота анфас — круглое, плоское, бронзового цвета — напоминало кровавую луну[8]; в профиль же широкий нос с трепещущими, глубоко вырезанными ноздрями и почти черные, всегда влажные губы делали его похожим на лошадиную морду.
Черный Койот не слышал требования полковника Форсайта сдать оружие: глухой от рождения, он различал лишь немногие резкие звуки — например, вой ветра или пронзительный скрип черноголовой стеллеровой сойки, сверлящие трели рогатого жаворонка или крики гагары, до странности напоминающие волчий вой. Другие голоса Земли, будь то потрескивание костра на стойбище или бизоний топот, передавались ему в виде вибрации, дрожью проходившей по ногам.
