? У меня был когда-то кот по кличке Львиное Сердце, он издавал в точности такой звук, когда его должно было вырвать:
baw ha, baw ha — и крутился на месте. Может быть, Эмили, во сне ты была котом, которого тошнит? А что значит
namayah’u he?
[33] Мне напоминает завывающий в трубе ветер. Или вот еще:
sukawakha tona wichaluha he?
[34] Что это ты скривилась? Плохо произнес?
Следующие несколько дней Джейсон занимался тем, что, усадив девочку на широкий подоконник эркерного окна гостиной и задвинув занавеску так, чтобы снаружи не было видно ее лица, показывал ей соседей обоего пола, проходивших по улице.
— Смотри, это Тредуэлл, наш констебль. Хорошенько запомни, он важная птица. От него у нас могут быть неприятности. И мы с тобой не скажем ему, откуда ты на самом деле приехала. Впрочем, мы никому не скажем — а зачем? Кто здесь, в Чиппенхэме, когда-либо слышал о сиу? Если Тредуэлл спросит, я ему скажу, что ты — дочка ирландцев-эмигрантов, что твои родители остались в Америке, где я тебя и нашел, ты бродяжничала в Нью-Йорке, у тебя был лишь один ботинок на левой ноге, а правая нога от хождения по снегу и грязи превратилось в нечто отвратительное, наподобие медвежьей лапы.
Думаешь, наверное: а получится ли из тебя ирландка? Держу пари, получится, ты очень похожа на дочку бедняги Бриджит О’Донелл, из которой «Иллюстрированные лондонские новости» сделали символ «картофельного кризиса» в Ирландии: те же темные, слишком длинные, спутанные волосы, высокий лоб, впалые щеки, мрачный взгляд, костлявые ноги.
Вот тот, похожий на хорька, в фуражке и ботинках, — Сприггс. А мужчина с уверенной походкой рядом с ним — не кто иной, как Джон Чемберлен, владелец почты на Церковной улице, еще он торгует молоком, бакалеей и модными товарами. Ну а захочешь купить лакомство — ступай к миссис Райсон на Корби-роуд, у нее муж булочник, так что заодно принесешь хлеба, да и мне не придется выходить.
Женщина в черном, что сейчас прошла, — Сара Энн Краксфорд, мать маленького Томаса, которого убили прямо на улице, когда он спокойно играл возле дома, это случилось в мае, двадцать два года назад. Убийцу Томаса не вздернули на виселице, он преспокойно окончил свои дни в сумасшедшем доме. С тех пор ничего значимого в Чиппенхэме не происходило. Не считая свадеб, их с каждым годом все больше и больше. Что просто великолепно для фотографа, не так ли? Конечно, умирают люди тоже, правда, чаще естественной смертью. Но семьи покойников, если можно так выразиться, редко прибегают к моим услугам. Разве не странно? Запечатлеть в последний раз лицо близкого человека, его похороны, — неужели эти важные события в истории каждой семьи недостойны того, чтобы их увековечили?
