Сын Эреба | страница 37



— По виду не скажешь. Вроде преуспевающий, хорошо сохранившийся, — начал, было, шофёр, но мужчина тут же перебил:

— Нет, нет, я всё помню. Все неудачи, все поражения, все свои «фейлы». С самого детства, с детского сада. Там я был самым маленьким и слабым. И ещё робким и скромным. В общем, хороших игрушек мне не доставалось, а вот по шее — всегда с избытком. И воспитатели, как на зло, будто не замечали очевидного. Или относились, как к чему-то тривиальному, чему-то правильному, словно так и должно происходить, что нет никакой несправедливости, а есть привычное установившееся течение событий. Будто норма такая, меня затереть на периферию, и чтобы я там исчез из поля зрения, слился с пейзажем и рта не открывал. Прикинулся ветошью и не отсвечивал, как говорили раньше.

— Какие яркие воспоминания, — попытался свести всё в шутку шофёр, но пассажир не принял тонкой иронии.

— Именно так. И сколько я не жаловался родителям, меня лишь считали нытиком и ябедой. Даже когда я сломал в садике руку и полдня там хныкал и не ел, а потом мать отвела меня в больницу и мне положили гипс, воспитатель повернула ситуацию так, что я же и оказался виноват во всём сам. Конечно, поругались они знатно, но легче жить не стало. Потом началась школа и все эти уроки, задания, контрольные и прочая учебная рутина. В начальных классах я выбился в отличники, благо учиться умел и не видел в том для себя проблемы. А вот когда перешёл в четвёртый, и учителей вместо одного стало много и разных, а предметы усложнились, вот тогда я резко сдал назад. Тут уж как пойдёт. Гуманитарные давались легче, и там я закрепил позиции, а разные алгебры, физики, химии, геометрии не зашли. Посыпались тройки, а то и двойки, интерес пропал, дневник запестрел упрёками и отповедями. Родители злились, крутили мне мозги, утесняли и давили. Им хотелось видеть меня с медалью. Наивные люди. Конечно, о медали вскоре пришлось забыть. В те времена уже существовала порочная практика заносов, умащения и институт избранных любимчиков. Да, по сути, и не нужна она, эта медаль. Вскоре акценты и приоритеты сместились вместе с переменой вектора целой страны, так что в институте, куда я сам поступил, уже вовсю процветало взяточничество и мздоимство. А так как семья моя жила не богато, то тут пришлось с утра грызть гранит науки, а по вечерам вкалывать на подработке. Тогда так многие жили, это не казалось чем-то позорным, но оптимизма не прибавляло. Опять же, лишний раз ничего себе модного и красивого не купишь, от сверстников только и ждёшь подвоха и каверз, а девушки смеются и не принимают всерьёз. Обидно было, так что кровь закипала. Потом я научился исподволь терпению, но все грешки и колкости, все пакости и всю несправедливость я помнил. Будто в копилку монетки складывал. Потом, когда стал зрелым бывалым человеком, пытался простить всех и забыть всё тёмное, вот только не смог этого сделать до конца. Искренне, так сказать, отпустить. Сейчас не придаю этому большого значения, но то и дело мыслями возвращаюсь к этому, стоит узреть подходящий ассоциативный ряд. И тогда всё тёмное всплывает, как левиафан из пучины и клокочет ненавистью. Это касается прошлых невзгод. Потому что они не закончились. Они всё время и постоянно продолжаются, множатся и копятся. Копилочка безразмерная. Она растёт пропорционально злобе дня. И хоть зубы отросли, всегда есть рыба больше и злее. А мир живёт по своим неведомым законам, большая часть которых лично ко мне враждебна. Люди много чего такого неформального открыли и я готов подписаться под тем, что это реально работает. Например, закон Мерфи. Если неприятность может случиться, она непременно случится. И так оно всегда и выходит! И принцип Питера везде можно наблюдать воочию. Все лезут, как сумасшедшие вверх по карьерной лестнице не в силах остановиться, оглядеться и одуматься. Пока не свалятся абсолютно к исходной точке.