Через час походная колонна была готова, и мы, с грустью кинув прощальный взгляд на ставший нам родным за две недели пути синий вагон, уселись в автомобиль. Два-три гудка, и мы понеслись, ныряя и сбочиваясь на песчаных косогорах проселка, шедшего от железной дороги к шоссе. Выскочили с крутым виражом на каменное полотно большой дороги и дали полный ход.
Через десять минут мы были у ставки временно командующего нашей армией. Пустынная и тихая площадка перед зданием офицерского собрания оживлялась несколькими автомобилями и верховыми лошадьми, оберегаемыми полусонными шоферами и вестовыми. Генерал и полковник вышли из автомобиля и направились в штаб. Мы, молодежь, остались на улице в ожидании решения нашей участи. Но, видя, что о нас очевидно забыли, рискнули и также направились в манившее своей прохладной тенью низкое и широкое здание собрания. Там, в пустых залах, уставленных по шаблону красивой и одноцветной мебелью, с портретами государей, строго глядевшими с расписных стен, было тихо и важно. У одной из дверей, ведших в половину, занятую командующим армией, сидели два молоденьких ординарца-корнета. Их сонные физиономии говорили о долгом ожидании. Из-за запертых половинок дверей доносились смутным гулом голоса, низкие и басистые.
Здоровый и жизнерадостный адъютант В*** съежил свою плечистую фигуру и трагически произнес:
— Архгереем пахнет…
Мы прыснули в кулаки, как школьники, чтоб не услышали там, за дверью. Спросили ординарцев.
— Что там? Не знаете, что они… что делают?
— Заседание… — лениво щурясь, произнес один из корнетов, постарше.
А другой добавил:
— Да вы идите вон туда, там буфет есть…
— Да ну? — радостно изумились мы и мгновенно «испарились» из нагонявшей сон и тоску мрачной залы. В другом конце здания мы действительно нашли хорошо обставленный буфет и, заказав завтрак на всю компанию, уселись на залитом солнцем маленьком балкончике, выходившем в собранский сад. У буфета начал собираться народ. Появились офицера уже дравшихся давно полков.
— Откуда вы? — оказывается, проходом через Осовец. Меняется обстановка, и очень резко. Вот и «рокируемся».
Опять, конечно, вопросы: ну, как у вас там? Как немцы? Что нового?
И самые разноречивые ответы.
Одни ругаются, другие все хвалят.
Сходятся все на одном, что:
— Немец — серьезный враг, и что у нас в эту кампанию блестящее руководительство. Бывают, конечно, прорухи, но… от этого ведь на войне не убережешься… Кормят отлично… Снабжены всем… Одно горе — с письмами! Ничего не получается из дому.
