Но грузины не только сочиняют анекдоты. В Тбилиси подожгли здание театра имени Руставели, где проводятся особо торжественные заседания в честь революционных праздников. Водитель Шеварнадзе, латыш, получил письмо с требованием завезти владыку Грузии в определенное место, где собирались с ним расправиться. Верный слуга отказался и был убит.
В ответ ли на это, или скорее всего в начале правления не осмелившись, а ныне решив, что пора, — Шеварнадзе ужесточил свой режим. В грузинских тюрьмах снова пытают. Сведения об этом просочились в Самиздат. Одного из палачей, в ходе пытки убившего человека, власти, не сумев замять происшествие, были вынуждены арестовать. Разъяренный тем, что ему обещали безнаказанность, но обманули, он исхитрился предать гласности имена тех, кто приказывал применять пытки.
Поэт Владимир Сергеев изливался мне: — «Ты любишь грузин. А за что? Живут, сучьи дети, так, словно о социализме отродясь не слышали. Не социалистическая республика, а республика черных полковников. Ничего, дай срок, доберутся до них! Всю эту торговую банду до конца изведут».
Ко перенесемся вновь в январь 1962 года, когда, приехав в Тбилиси, я первый раз попробовал переводить стихи грузинских поэтов и понял, что это занятие меня по-настоящему привлекает. Грузинская поэзия всегда отличалась самобытностью, глубиной и красотой. Недаром ее переводили большие русские поэты, в том числе и Борис Пастернак, который сказал, что грузинский язык словно нарочно создан для стихов. Словно музыка звучат, например произведения неповторимого Галактиона Табидзе, которого всю жизнь травили партфункционеры и послушные им критики и писатели, и который в 1956 году покончил самоубийством, выбросившись из окна. Молодые грузинские поэты, пришедшие в литературу после 1956 года, все, как один, испытали его влияние. В Москве их стихи печатали неохотно, так как посвящались они не кипучей действительности, не коммунистическим идеалам, а или вечным темам: жизни, смерти, любви, или общечеловеческим проблемам, или своей древней земле. В «Литературной газете» мне прямо отрубили:
— Неужели ничего иного вы в Грузии не нашли? Это все абстрактно-созерцательные сочинения, а это — национализм.
Короче, ни на переводы, ни, тем более, на свои стихи я спервоначала жить не мог. Надо было устраиваться на службу, и меня прибило в одну из многотиражных заводских газет на должность ответственного секретаря. Собственно, от меня зависело содержание номеров. И принялся я за старое — пропаганду литературы и искусства. Только опубликовал ранние стихи Маяковского, вызывает парторг:
