Да, осквернение гробниц — дело ужасное, поступок, который мерзит небесам. Но можно ли назвать Павераа первым, кто осмелился на такое?! А сам он, Суэмбахамон, ни разу не коснулся (и не коснётся!) своими руками чужого праха. Это делают другие, на их плечи и головы и ложится тяжесть греха. Золото, приходящее к нему, неизвестно какого происхождения. Может быть, Павераа даже отдаёт ему свои слитки, доставшиеся ему в наследство!
Окончательно успокоившись, Суэмбахамон вышел из беседки и с любезной улыбкой на губах отправился разыскивать Мааннахтуфа. На пиру он был весел и разговорчив, но вина выпил более, чем обычно.
Однако разговор с начальником некрополя не выходил из головы Суэмбахамона. Хитрый и трусливый, он стал вынашивать план своего спасения на случай, если эта позорная история откроется и его имя будет смешано с грязью.
Среди других решений лучшим ему казалось тайное бегство в Дельту, под покровительство Несубанебджеда. Обстоятельства, казалось, благоприятствовали ему. Повелитель Нижнего Египта, могущественный фараон Дельты Несубанебджед после многочисленных подарков и кое — каких услуг вот уже два года называл себя другом фиванского вельможи и непрестанно письмами и гонцами звал его к себе в гости. Однако Суэмбахамон не торопился расстаться с родиной. Причиной тому было не только время, постепенно рассеявшее его страхи, но и золотой ручеёк, регулярно отяжелявший его сундуки.
Два раза помощник градоправителя узнавал, что Небмаатранахт засылал в некрополь своих шпионов, и сообщал об этом Павераа через верного Хонсуэмхеба. Не удивительно, что ищейки пропадали бесследно. Правитель города не понимал: почему срывается задуманное, и приходил в неистовство, но заподозрить своего помощника не смог.
И всё — таки содеянное вскрылось! Каким образом?
Суэмбахамон беспокойно заворочался на своём ложе… Впрочем, какое это имеет теперь значение? Сейчас важно одно: быстрее достигнуть владений Несубанебджеда. Только там он будет в безопасности.
Интересно: кто будет судьями при расследовании грабежа гробниц?
Конечно, сам Небмаатранахт, затем великий дворецкий, опахалоносец фараона Иниса, ещё кто — то из царских писцов… Суэмбахамон вспомнил клятву, которую должен был принести всякий выступающий по такому судебному процессу. Торжественные и суровые слова зазвучали в его ушах: «Как существует Амон, как существует правитель, да живёт он, здравствует и благоденствует! Если будет обнаружено, что я общался с грабителями из числа этих грабителей, да буду я изувечен в моём носе и ушах и да буду я посажен на кол!»
