Губы Ринга дернулись — он молча сказал что-то ужасное. Лэй вскинулся, как от пощечины, оставил меня и сделал шаг вперед. В зеркальном стекле глайдера отразился его хищный силуэт и застывшее, сулящее смерть лицо.
— Эр Рональд, ради вашей жены! — Докричаться мысленно было бы проще, только я с перепугу не могла сообразить, как это сделать. Даже позабыла имя той женщины. — Она — его мать…
Дверь глайдера со стороны пассажира открылась. Лэй замер, Ринг обернулся. Из салона показалась худенькая, немолодая, измученная женщина. Глаза у нее были светлые, как у Лэя, и невероятно лучистые. Они сияли на увядшем лице, и согревали все, на что падал их взгляд. Прекрасней этой женщины была только моя собственная мать.
Тэмми, вспомнила я ее имя.
На нетвердых ногах, опираясь ладонью о глайдер, она обогнула машину. Взялась за подставленную руку Ринга, оттолкнулась от него и неловко качнулась к Лэю. Он подхватил ее, не дал упасть. Не пытаясь обнять, она тихо провела ладонями ему по плечам, по груди. Сияние светлых глаз окатило нас троих — Лэя, Конрада и меня — ласковой теплой волной, утихомирило моего Воина Скал.
— Шелла выйдет замуж за Лэя и станет мне дочкой, — прошелестел тихий, но очень твердый голос. — Конрада возьмем вторым сыном. Рональд, мы еще должны успеть к Шону. Тогда у нас будет три сына, как в сказке.
* * *
Шон погиб через восемь дней; несчастный случай в горах. То ли и впрямь камень вывернулся из земли, то ли Шон сам принял решение.
Лэй разрывается между желанием почаще бывать с матерью и ненавистью к Рональду Рингу. Нелепая, бессмысленная ненависть, которая дает ему силы жить и которую Ринг бесстрашно поддерживает.
За Черный Водопад вплотную взялись ученые, пытаются что-то понять. Какой-никакой, а шанс для братьев-врагов. Быть может, в будущем станет меньше убийств и непростительно ранних смертей.
Конрад уехал. Куда — не сказал. Тэмми умоляла его остаться, но он объяснил, что здесь ему некого ненавидеть и надо поскорей отыскать себе нового врага, как у Лэя, не то будет поздно. И пропал. Лэй четыре дня не находил себе места, а потом пил самый крепкий ром и о чем-то молчал, молчал… Затем он отнес Тэмми «жизнемер», который Конрад вручил мне той ночью на Пятом Приюте. Цвет экрана хоть и не сочно-бордовый, как прежде, но вполне насыщенный, живой. Тэмми не нарадуется, что приемный сын жив.
Я понимаю, что Конрад заранее все рассчитал и подменил одинаковые с виду устройства. «Жизнемер» прилежно измеряет жизнь Лэя, но Тэмми об этом никто не скажет.
