Если мы с этим типом станем общаться, нас запишут в педики. Не, точно вам говорю, запишут. А в наших краях этим особо не погордишься. Таковы нравы.
— Буду ждать завтра. — Говорит Салливан.
И я едва не отшатываюсь назад. Киваю. Типа «Ага, ага», пячусь, чтобы быстрее скрыться среди кустов. Но рыжий смотрит так внимательно, словно этим безумным взглядом собирается провожать меня до самых ржавых дверей моего дома.
— Счастливо. — Прячу руки в карманы и ухожу, пиная мусор.
Обернувшись, замечаю, как он приглаживает волосы и отряхивает пыль с брюк. Видать, боится, что от мамки попадет.
Кстати, она у него не рыжая. Это он в папку-ирландца такой «красавчик». Но это я узнаю потом.
А в тот день я мог лишь надеяться, что этот доходяга сам как-нибудь отвянет от меня. Не знал, что мне будет суждено пройти с ним слишком долгий и сложный путь, чтобы он мог называться просто «жизнью».
Вот так, случайно и неожиданно, и было положено начало нашей странной и крепкой дружбе с Майки Салливаном.
Я больше не крадусь по улице, ожидая, что матушка выпрыгнет из ближайших кустов и разоблачит мой обман. Ноги ступают уверенно, глаза слезятся от яркого солнца, а мысли постоянно возвращаются к той девчонке.
— Мне насрать! — Снова и снова говорит она.
И ее голос тонко звенит в моей голове.
— Мне насрать, — повторяю, точно в бреду.
И губы сами расплываются в улыбке от уха до уха.
— Насрать… — И радость собирается теплым комком под ребрами. Щекочет, разливается жаром по животу. — Мне насрать…
Неужели, я тоже бы мог вот так запросто ответить мамуле? Но стоит только представить эту картину, как сначала перехватывает дыхание, а потом хочется смеяться долго и громко. Никогда. Нет. Наверное, снег в июле более вероятен, что то, что этот номер сойдет мне с рук.
Сворачиваю к небольшому лесочку, но не вижу ни дороги, ни солнечных лучей, взрезающих густые верхушки деревьев. Только ее глаза. Раскосые, черные, с длинными пушистыми ресницами. Карточный домик моего смущения стремительно рушится: кажется, будь она сейчас передо мной, ничего не стоило бы подойти и поздороваться. Спросить, как ее зовут. Что-нибудь про погоду. Или как дела.
И от одной только мысли вся краска снова бросается мне в лицо. Не-е-ет. Наверное, меня парализует, если я с ней заговорю.
А Джимми вот не такой. Он смелый. А у смелых не бывает проблем с девчонками. Возможно, он уже даже целовался с кем-то. Или даже больше…
Запинаюсь, падаю лицом вниз и приземляюсь на вытянутые руки. Ладони вздымают клубы сухой пыли, которая неумолимо оседает на одежде. Встаю, отряхиваюсь и с неудовольствием замечаю, что черный крем на ботинках обильно впитал в себя мелкий песок с лесной тропинки. Этого только не хватало.
