На секунду у меня пропадает дар речи. Безумно тяжело переживать все это внутри себя снова и снова.
— Осторожнее, — Майкл подает мне руку.
Я хватаюсь за нее и перепрыгиваю через ручей. Вдали слышится шум реки, где-то в траве стрекочут сверчки. Ноги плывут по земле, не ощущая веса моего тела.
— Помню, мы тогда обнялись. Это как чувствовать, что ты вернулся туда, где слишком давно не был. Как вернуться домой. Я сказала, что останусь жить с ней. Плакала. Просила никому меня не отдавать. Ее руки… — у меня перехватывает дыхание, — они были такими теплыми, мягкими. Обнимали меня. Это были пять самых счастливых минут в моей жизни. А потом она усадила меня за стол, налила гребаного молока, дала печенье и ушла. Чтобы позвонить папочке и попросить забрать меня обратно, ведь у нее… новая жизнь. И новому мужу вряд ли понравится известие, что придется жить с чужим ребенком.
— Мне очень жаль, Элли. — Говорит Майкл, крепко стискивая мою руку.
И я понимаю, что дрожу всем телом. У меня зуб на зуб не попадает, глаза заволакивает слезами.
— Я помню каждое чертово слово, которое она сказала ему тогда по телефону. Так просила, так боялась, что он оставит меня с ней. — Мои губы трясутся, подбородок дергается в такт стучащей невпопад челюсти. — А потом она вернулась на кухню и улыбалась мне. Врала в глаза, что любит. Гладила по руке. Говорила, что все будет хорошо. А сама ждала, когда папа приедет и увезет меня.
— Элли…
— Все, что я вижу от нее, это открытка на рождество и пара сотен долларов в подарок на день рождения.
— Все хорошо, Элли. — Руки Майкла возвращают меня в реальность.
К своему стыду, я уже рыдаю. Осознав это, начинаю судорожно вытирать слезы с лица. Но его пальцы крепко держат меня за плечи, и это впервые в жизни, когда я чувствую чью-то поддержку.
— Никому из них я не нужна. — Вытираю нос и распухшие губы.
— У тебя есть отец.
— Двое суток в больнице на смене, а в остальное время отсыпается и старается меня не замечать. — Я усмехаюсь и смотрю в лицо Майкла. Он напуган моей истерикой. — Как ты меня назвал?
Его зеленые глаза вспыхивают смущением.
— Элли… — Произносит, опуская руки.
— Не называй меня так больше. — Смеюсь я, размазывая по лицу слезы. — Это мрак.
— Хорошо, Элли.
Толкаю его в плечо и смеюсь.
— Ладно, все, проехали. — Морщусь.
— Ты успокоилась? — Майкл подает мне печеньки, которые выуживает из-за ворота рубашки.
— Психанула, с кем не бывает. — До боли сжимаю пальцы на хрупкой упаковке. — Давай, забудем.
