А теперь поговорим с подругой Леры, Еленой Окуневской, решил Федор. С этого и начнем.
Он достал из папки адрес: Пятницкая, дом восемнадцать, квартира четыре. Центр, недалеко. Похоже, предстоит момент истины: Окуневская скажет, что общается с Лерой по скайпу, что у нее все в порядке, она там счастлива и возвращаться не собирается. Или: загуляла моя Лерка, на связь не выходит, мобильник не отвечает, обрубила все связи, а ведь как дружили! Никаких секретов. Окуневская несомненно знала бойфренда подруги — не могла не знать, и мы осторожненько потянем за ниточку…
Ощущение скорой развязки охватило Федора — скорой развязки и удачи. У него даже нос зачесался в предвкушении интересных событий.
Он несколько раз позвонил в дверь квартиры Окуневской, но ему не открыли. Разочарованный, он вышел из подъезда в пустой двор и остановился, раздумывая, что делать — подождать или зайти позже. Спросить было не у кого, двор был пуст.
— Ищете кого, молодой человек? — окликнули его с балкона на втором этаже. Федор поднял голову, прикрыв глаза ладонью как козырьком от солнца, и увидел толстуху в сарафане, перегнувшуюся через перила.
— Ищу Елену Окуневскую, — доложил он, обрадованный, поздравляя себя с удачей — знал он таких толстух, которых хлебом не корми, дай посплетничать.
— Да она ж умерла! — всплеснула руками толстуха. — Два года уже. А вы ей кто будете?
— Как умерла? — не поверил Федор.
— Угорела от газа. Она и раньше пила, а когда выгнали с работы, вообще ушла в запой, — толстуха понизила голос. — По пьяни поставила чайник и уснула. Чудом весь дом не взорвался. Слава богу, Витек учуял… Вернее, его собака! Стала выть и царапаться. Они в одной квартире жили, в разных комнатах. Ее муж свою комнату в карты проиграл. Ну, Витек дверь и вышиб! Газ прикрутил, вызвал аварийку и «Скорую», да поздно было.
Возбужденная толстуха упоенно выкладывала все, что знала о соседке, и Федор подумал, что она скучает.
— Когда это случилось? — спросил он.
— Два года будет пятнадцатого сентября, как сейчас помню. А вы ей кто?
— С работы, — соврал Федор. — Ей причитается кое-что, а она не идет.
— И не придет! — сказала толстуха. — Поздно хватились. Хорошая женщина была, царствие ей небесное, душевная. Хоть и пила. Муж подзаборник и картежник, она его сколь могла тянула, а он квартиру проиграл, шаромыжник. И на похороны не пришел, мы по соседям собирали.
— А родные?
— Одна она, никого больше не было. Она не отсюда. И с мужиками не везло. Да и где они, эти мужики! — Толстуха махнула рукой. — А много хоть денег?
