Хотел Иосия молвить Саре, чтоб закрыла рот и не накликала беду, да не успел. Как раз, услышал, громко хлопнула наружная дверь — так хлопнула, будто потянула её за собой весьма уверенная и крепкая рука. Мужики, что к Иосии ходят за чарочкой скоротать вечерок да проиграться в кости, так не хлопают; они приходят в корчму скорее просителями, чем людьми с увесистым достоинством на поясе, то есть — с кошелём; мужики двери его кланяются, ибо для них за этой дверью — вертоград вожделенный; а пьянчужки последние готовы эту дверь, как икону, лобызать. Проезжие господа вообще к двери закрытой не подходят; слуги их ещё со двора благим матом кричат, чтоб «скорее встречал жидовин», чтобы с водкой и лучком на улицу поспешал, «не то халупу его с землёй сровняют».
Громко хлопнула под уверенной рукой наружная дверь, с заливистым и каким-то зловещим скрипом открылась дверь из сенцов. Обернулись на скрип Иосия и Сара. Да и посетители, что были в этот поздний час в корчме, вдруг попритихли.
Вошёл мужик. Вроде не из здешних. Высокий и плечистый, осанистый, в овчинной шубейке поверх армячка, в крепких шведских сапогах с пряжками, в круглой меховой, видавшей виды шапке. Стал посреди корчмы. Затрепетали огоньки свечей. Все, кто был в корчме, смотрели на него вопросительно. А Сара с Иосией, почуяв нутром неладное, побледнели. Иосия покосился куда-то в угол, на потолок у оконца, будто спрятано у него там что-то было, и он хотел убедиться — надёжно ли, как прежде ли; облизнул пересохшие губы; Сара же покосилась на детишек, на милых сердцу мал мала, будто в сомнении — не шугнуть ли их, не показать ли им строго глазами под печку. Иосия дрожащей нервно рукой задвинул ящичек под прилавок — ящичек, в котором хранил зелёную пьяную мужицкую медь. Стукнул ящичек, звякнула медь.
Мужик скинул на пол шубейку и шапку; все увидели, что волосы у него выстрижены по бокам и оставлен «гребешок», а в ухе сверкнуло кольцо — медная серьга.
Тут рассмеялся он:
— Что не встречаете господина?..
И пропел мужик петухом — задорно и немного зло; при этом лицо поднял к потолку и осоловело прикрыл глазки, и руки расставил, как крылья, и ещё похлопал себя ими по бокам.
— Это я пришёл к вам — кур доброгласный. Небось, слышали уже о петушке из орлиного племени?
Ещё сильнее побледнели Иосия с Сарой.
А мужик этот вошедший куражился; заулыбался, глядя Иосии в глаза:
— Что, ермолка, боишься? Вот сейчас серебришко из тебя трясти будем, а медь нам твоя не нужна.
